В автобусе примостился на вторую пару сидения справа под открытый люк; уж очень жарко теперь стало. На первом бабушка с внуком — русоволосым мальчонкой лет 2−3-х. Ребенок, как я лишь только проник в салон и уселся, уставился светящимися бусинами зрачков мне в лицо. Очертания губ младенца превратились в древнерусскую ладью с высокими носом и кармой; улыбка сияла.
Ребенок указательным перстиком колол сначала грудь родственницы, затем — пустоту, окружающую мою грудь, чуть ниже подбородка. Я, вначале недоумевая, затем молча смеясь на фонарики глазёнок, стал подмигивать и выпучивать глаза — по- базедовски. Бабуля молча повернулась и посмотрела на меня. Я не промолчал:
— Удивительно, что он видит во мне? Крыльев и картинок, вроде, нет.
— Не знаю, — улыбнулась представитель старшего поколения.
До конечной ребёнок не сводил глаз, улыбался, светился и показывал молочные зубы. Расходились диаметрально, голова малыша оставалась 180-тиградусной пока не исчезла за поворотом у молитвенного дома баптистов. Я же шёл и думал: «Всё же что-то стою. Те — огромные, как сами думают, ничего не поняли; а он понял, увидел, рассказать не смог, но — рассказал. Я же тебя прекрасно понял, дорогой мой попутчик!»