Я говорю, я всегда с тобой говорю. Тебя нет рядом — я говорю. Потому что ты все равно здесь, я чувствую. Стихами говорю, шепотом в ветер говорю. Всем телом с тобой говорю. И ты отвечаешь мне — я слышу. Отвечаешь: болью своей, дрожью, печалью, яростью, молчаливым воем внутри. Я все слышу. Я говорю с тобой, говорю — тебе. Я сейчас весь — слово, к тебе обращенное. Целиком, с головой. И я слышу тебя — как ответ.

Почему же так больно, так тяжело, так счастливо? Так много всего. Я весь мир к тебе чувствую. Все, что есть во мне — чувствую к тебе. Все к тебе простираю. Все, что есть, все. И любовь свою, и тоску, и агонию, и восторг — к тебе обращаю. Это моя речь. Это я говорю с тобой. Не словами, не нужны слова.

Беру твою руку, целую ладонь. Вот твоя линия жизни. Я пройду по ней вместе с тобой. До конца пройду. И пусть свершится так: сколько есть тебя — столько и меня будет.

Вдоль твоей линии жизни — города и горы,
Мальчик поет, и песни плещутся в горле,
Или вино — лоза обвивает шею,
Он любит тебя, падает и бледнеет.
За ним встают небоскребы, скребут угрюмо
Кусочек неба, зримый в зрачке, как в трюме
Того самолета, в который садится мальчик.
Он сердцем болеет, любит и дышит часто.
Дальше лежит ледовитый, тасует айсберги.
На коже мальчика — буквы, краски и капельки,
Внутри него есть нечто невообразимое,
Он смотрит в белое, плачет и любит зиму.
Вдоль линии жизни — улицы, бары, пабы,
Мальчик идет, любит, почти что падает,
Фонарный свет по спине его жадно рыщет,
Он просит Бога, но отвечает Ницше.
На линии жизни грозы и рвутся листья,
Цветочный мальчик хочет с травою слиться,
Он шепчет имя тебя,
Он летит с уступа
Ладони твоей
И, разбиваясь — любит.