…

Мой дед, отец моего отца, был женат четыре раза.
Безудержная мужская харизма или смутные времена тому виной — сейчас остается только догадываться.
Спросить уже не у кого.
Первая жена была из запорожских казаков. Умерла она рано, оставив мужу двоих маленьких детей — моего папу и его старшую сестру.
Где и как свела судьба армянского парня Овсепа и запорожскую казачку? Не знаю. Спросить уже не у кого.
Помню две черно-белые фотографии. На первой — суровая молодая женщина. Высокий лоб, тяжелый подбородок, стрижка каре. Со второй залихватски улыбался казак, словно сошедший со страниц «Тараса Бульбы». На обороте — надпись, что-то вроде плмяннику Сергею от ддька Грн.
Фотографии потерялись когда мы бежали из Баку.
О второй жене известно тоже немного. Приемных детей она искренне полюбила. Когда папа вспоминал о ней, у него теплел голос. И все бы хорошо, но через год или два она тоже умерла. Тридцатые годы прошлого века, жаркий и грязный Баку, банальный фурункул подмышкой — и все. Сепсис.
Неутомимый дед женился в третий раз, и в дом пришла тетя Женя. О ней я знаю немного больше.
Самой выдающейся характеристикой тети Жени был огромный, парящий на бакинском ветру зад. Возможно, именно он и пленил моего деда, кто знает? На юге всегда был спрос на корпулентных женщин.
Третью жену моего деда в новом дворе окрестили «тетя Жопа».
Детей тетя Жопа яростно невзлюбила, и они платили ей взаимностью. С утра новая мачеха выгоняла папу с сестрой во двор, где они и бегали до прихода с работы деда, голодные и неприкаянные.
А потом их отдали в детский дом.
Весь двор понимал, что это дело рук тети Жопы.
«Америка Еврооопа, тетя тетя Жооопа» — кричали под окнами соседские мальчишки.
Мой папа провел в детдоме полгода. До конца жизни он не выносил когда в доме не было еды, и когда кто-то из нас ел на ходу. Он готов был часами ждать, только б сесть за стол всей семьей. Папа, мама, дети. Все живы, все рядом, на столе — еда.
Через полгода дед выгнал тетю Жопу и забрал детей из детдома.
Решил что хорош уже жениться, сам справится, знать судьба у него такая — одному детей поднимать. Это я сейчас думаю, что он так решил. Как оно было на самом деле — спросить не у кого.
Так они прожили сколько-то лет.
А потом в их жизни появилась баба Тома.
Тамара Хачатуровна, четвертая жена моего деда, отца моего отца. Или Христофоровна, если по-русски. Гладкая прическа, тонкое лицо, тихий голос. Дед успокоился, и на излете они даже родили моему папе сводного и сильно младшего брата.
Каким человеком был мой дед?
Я не знаю. С фотографии смотрит грозный буйноволосый дядька с густыми бровями.
Говорят, однажды он забыл в магазине младшего сына. Пошел в с ребенком в обувной магазин и задумался. Вернулся домой один. «Где ребенок??» — всполошилась баба Тома. Дед кинулся обратно. Ну забыл, с кем не бывает.
А еще, говорят, он никогда ничего не выбрасывал. Когда мама только вышла замуж за папу, ей захотелось впустить воздуха в старую квартиру по улице Ленина. Она разгребла там антресоли и добралась до огромных кирзовых сапог.
«Ой, нет, это же охотничьи сапоги!» — всполошилась баба Тома. «А если на охоту?»
«Тамара Христофоровна, когда последний раз Иосиф Сергеевич ходил на охоту?»
Баба Тома вздохнула. Последний раз Иосиф Сергеевич ходил на охоту лет пятнадцать тому назад. Мама вынесла сапоги на помойку.
В тот же вечер, придя с работы, дед спросил жену:
«Тамара, помнишь, у меня на антресолях лежали сапоги? Надо их найти. Меня тут в субботу на охоту зовут».
Я не застала деда, но застала бабу Тому. Когда мы приезжали в Баку, то всегда хотя бы на несколько дней останавливались в старой квартире по улице Ленина. Фамильный сервиз в серванте, песочный торт с абрикосовым джемом. Маленькие хрустящие пирожки с мясом, посыпанные сумахом.
Рецептов не спросила, а сейчас уже не у кого.
Она была бабушкой, совсем настоящей.
Папа называл ее мамой.
О том, что баба Тома — мачеха, я узнала в день ее смерти.

Задавайте вопросы.
Задавайте вопросы пока они живы.
И про кирзовые сапоги.
Говорят сейчас — не держите. Сбросьте груз. Расхламление, туда-сюда.
А я вот тоже не выкидываю.
Вдруг завтра — на охоту?