Вот я бы ещё хотел поговорить про Резервный фонд России. Потому что если на Россию сейчас глядеть со стороны, не зная всех реалий, она, вероятно, выглядит совершенно одуревшей от денег и благополучия страной. Она выглядит такими эмиратами, которые истекают долларами из всех щелей и просто не знают куда деть 7 миллиардов… полтриллиона… Вот не знает, мучается. Маются там ребята в своих правительственных учреждениях, спотыкаются о гигантские пачки и баулы с деньгами. И вот эти сверхбешеные деньги гнетут Россию.

И вот появляется два каких-то абсолютно не связанных мира — мир откровенной русской нищеты, где во дворах магазина «Пятерочка» пенсионеры дерутся за право доступа к продуктам в помойке, мир, где по сообщению не очень умного губернатора Кобзева — это иркутский губернатор, — он доложил Путину, что гражданское население плакало от счастья, увидев, что для них сделали детский сад. Вот есть мир этих гнилых, сто раз переклепанных самолетов прошлого века, которые являются основным средством сообщения между сотнями русских городов. И мир неудержимо жирующих попов, чиновников, пропагандонов, где долго думают: Вот в самолете нужен один спортзал или два? Поликлиника, медпункт, бар и обеденная зала, ну, и вышито шелком все, разумеется, должно быть по стенам. Но вот тут как-то вышли из положения. Находчивые люди все-таки в России. Нашли, куда деть никому не нужные 7 миллиардов.

Л.Аникина― Ну, наконец-то.

А.Невзоров― Мучились, мучились и придумали. За 7 миллиардов будут строить очередную прекрасную декорацию режима, которая должна скрыть от мира, от интернета, реальную Россию. В интернете будет создано 200 интернет-проектов духовно-патриотически нравственной направленности. На это выделено 7 миллиардов рублей из государственного Резервного фонда в дополнение к тем 3 миллиардам, которые создатели новой патриотической реальности уже получили. Это будет глубоко нравственный, выстраданный контент, то есть смертельная скукотища про Невских, Мининых и Пожарских, про сталинских солдат, добрых попов и вечные огни. Понятно, да? Другого содержимого просто не предполагается.

Ну, и выборы у нас тоже собираются стать долларовой вакханалией, потому что расход так называемых кандидатов — я не делю их по партиям, это все равно одна партия холуев, — он уже перевалил, их бюджет за миллиард. Это еще без всяких трат на организацию этого процесса.

Но, Лиза, мы помним, что у нас на дворе август месяц и что завтра очередная годовщина ГКЧП. И про то, что перед тобой человек, который проходил по делу ГКЧП, который писал «Слово к народу». Я тогда очень увлеченно во все это играл. Но я тогда не разлюбил еще фашизм, извините, был у меня такой период. Но вот все-таки наиболее ценные впечатления, которыми я редко с кем делился, они были не на той, не боевой, не на свободной, не на восставшей стороне, а наиболее ценные впечатления были все-таки на этой, на гэкачепистской стороне. Там все понятно. Там храбрецы, там воодушевление. Там рецепты коктейлей Молотова, там трясут патлами поэты и бегают пианисты с автоматами. Тогда очень азартно ломали СССР. А на этой, гэкачепистской стороне было гораздо интересней. И, кстати, наблюдения по сегодняшним дням в сто раз ценнее.

Я же, скажем, серьезную часть жизни прожил с твердейшей верой в могущество и силу КГБ. Просто я с детства видел эту систему и вырос в ней. И я же увидел, как в 91— году в год КГЧП КГБ слился и растворился буквально за полтора дня без следа, без остатка. Я помню 20 августа или уже 21-е в управлении Ленинградского КГБ. Дико воняло горелой бумагой. Потому что на всех этажах в сортирах или на подоконниках с открытыми окнами, чтобы не было совсем задымления, все жгли какие-то бумаги. Причем жгли не агентурные карточки, не берегли чьи-то репутации, а жгли бумаги, имеющие отношение к ним самим. И писали заявы об отставке.

Я вот бродил там как Кентервильское приведение. Забрел к Анатолию Алексеевичу Куркову, он был начальник управления КГБ по Ленинградской области. По крайней мере, по кастингу это был именно тот человек, который должен был возглавлять управление. Он сидел абсолютно трезвый, абсолютно приветливый. Сидел и каллиграфическим почерком писал прошение об отставке. Ушел он, правда, не 21-го, ушел он 25-го. И примерно такая же ситуация была, я знаю, на Лубянке. Потому что все тогда окончательно дрогнули и разбежались, когда Собчак пробрался на 5-й канал и сделал оттуда это историческое заявление про КГЧП.

И я вот думаю и вспоминаю те мгновения. Я ведь ходил и, действительно, имел возможность все изучить. И вот тогда, на тот момент в здании Ленинградского КГБ было примерно 2000 тысяч хорошо вооруженных мужчин, 2 тысячи сотрудников. И этого было бы совершенно достаточно, чтобы ликвидировать и митинг у Мариинского дворца, раскидать любые баррикады, отключить ленинградскую телевышку. И когда я это сказал Куркову, он так каллиграфически дописал последние слова прошения об отставке, поставил точку, и сказал: «Из них из всех пойдет один парень. И я его знаю. Пойду я и пойдешь ты, и мы будем там три дурака с «макаровыми».

Но армия и внутренние войска, они слились с абсолютно такой же скоростью и испарились бесследно, только чуть позже. Потому что чекисты достаточно умны и всегда чутче реагируют на ситуацию.

То есть я вижу, до какой степени все эти госструктуры, которые пугают и леденят нас своей мощью, до какой степени они ранимы и развалисты. И я не думаю, что что-нибудь поменялось.