Тут можно долго рассуждать о том, откуда вообще взялись эти «колени», почему кто-то «нас» должен был на них ставить. По моему мнению, этому сотни лет: законсервированное модернисткое или даже домодернисткое сознание элиты и народа сталкивается с пугающим постмодернистким миром, который настолько непонятен, что, скорее всего опасен и должен нас всех сожрать. Все современные новшества, от размывания государственного суверенитета наднациональными структурами (от ТНК до экологических организаций) до прав меньшинств воспринимаются не в качестве естественных эволюционных изменений, а исключительно как оружие по подрыву нравственности последних оставшихся «свободных» народов. Логика тут никакая не работает и работать не может: это глубочайший иррациональный страх перед непонятным, объединяющий абсолютное большинство россиян.
Росияне, жившие в «великой державе» (тоже кстати терминология позапрошлого века) столкнулись с её разрушением. Испытали от этого разрушения шок. Европейцы-американцы, понимавшие, что бывшая «великая держава», с одной стороны, являестя крупнейшим в мире складом ядерного оружия, а с другой — страной с достаточно большим научно-экономическим и культурным потенциалом, стали думать, как эту махину после распада интегрировать в «нормальный» мир.

Но вот незадача: махина-то оказалась неинтегрируемой, потому что внешне европейская ментальность россиян оказалась на деле глубоко архаической. Европейцы и американцы успешно строившие после второй мировой войны, воспринимаемой ими как глобальный стрктурный кризис западной цивилизации, новое, постиндустриальное общество всеобщего благоденствия, меряли русских немного своей мерой, думая что на обломках советской империи можно строить то же общество, что и во Франции, Нидерландах или Канаде. И для этого надо подтягивать институты к уровню этих стран, ментальность подтягивать, переосмысливать прошлое, становиться более похожими на жителей общества «рефлексирующего модерна».

А «русские», тем временем, видели всё совершенно иначе. Ни о каком обществе постмодерна и связанных с ним драматических изменениях в экономическом и социальном укладах они и слыхом не слыхивали. Они прожили в стране, которая в 17 году отчасти законсервировала европейский промышленный модерн, отчасти свалилась в социальную архаику вневременного родового общества русской деревни. И пока в Америке Джон Роллз писал «Теорию справедливости», Хабермас рассуждал о теории коммуникативного действия, хиппи бушевали в Хейт-Эшбери и т. д. в СССР Веничка Ерофеев безуспешно пытался попасть к своей любимой в Петушки. А параллельно завод на котором работал Веничка выпускал атомные турбины и спутники. Время в СССР остановилось, страна зафиксировала себя в качестве огромного завода (как в 19 веке), только нерыночного, напоминавшего своим социальным устройством больше Вавилон или Ассирию.

Эта страна и её жители считали себя великими победителямиГермании, спорившими с самой Америкой! А потом всё рухнуло. Посмодернисткий Запад смотрел на Россию, надеясь, что она сможет приблизиться к нему. Феодально-капиталистическая Россия же переживала унижение и ждала помощи и признания. Даже не ждала — требовала! А Запад как-то не спешил помогать активно. Вроде и не мешал, но и не помогал. Потому что видел расцвет африканской коррупции при Ельцине, довершенно дикую, архаическую элиту, которая внешне проводила демократические реформы, но по сути эти реформы просто прикрывали полубандитское феодальное государство. Посмотрел-посмотрел Запад на Россию и понял, что с Россией конечно надо сотрудничать… Ну в общем вы поняли.

Россия же страшно обижалась: Мы же с ними и так и сяк, уж изунижались все, всю девичью национальную гордость растеряли, а они, пиндосы проклятые, так и не признают нас великой страной! И невдомёк было России, что представления о великости у неё с Западом сильно разные, потому что в понимании Запада великость включает в себя не только большой балет и перекрытый Енисей (хотя это конечно тоже важно), но, в первую очередь, права человека, реальную свободу СМИ, независимые суды, низкий уровень коррупции, сменяемость власти и т. д. А ничего этого в России реально делать не пытались. «Свобода» России 90-х была скорее бардаком. В перестроечном фильме «Беспредел» один из главных героев говорит: «У вас на воле власть ментовская, а у нас наша, воровская!» Собственно в 90е просто ментовская власть на некоторое время поменялась на воровскую и в нулевых новый президент ментовскую власть снова успешно восстановил.

И вот надувалась Россия как обиженная жаба, что Запад пытается «вмешиваться в её внутренние дела» (Запад просто пытался говорить периодически: ребята, ё… вашу мать, ну нельзя же так!), говоря про какие-то «права человека», но на самом деле пытаясь унизить и оскорбить нас (признание собственных ошибок — признак оскорбления и унижения, реальные пацаны всегда всё делают правильно, это пусть немцы извинияются — они же все фашисты — и слабаки-американцы пусть разрешают бабам права иметь такие же как нормальнм пацанам, но нас, правильных людей этому учить нельзя!).

Вот. Ну и в итоге да, окончательно встали с колен и «не позволили». Только это вставание с колен напоминает старинный анекдот про то как к стоматологу пришел пациент, который страшно боялся лечить зубы. Вреч предложил ему 50 грамм. Потом еще 50 грамм, потом ещё. А потом спрашивает:

-Ну как, теперь не боитесь?

-Неа, теперь никто не посмеет притронуться к моим зубам!