Я когда начинал работать в ковидном госпитале, в реанимации лежали в основном полные женщины, они же занимали львиную долю смертности. Мужчины пролетали, как бы между прочим, и кстати, легко поправлялись, однако во второй половине в основном тяжелыми поступали мужики, причем тяжесть состояния не зависела от ожирения и возраст-то молодой, тридцать пять- пятьдесят лет.
Вот те, кто поступили и сразу ответившие на терапию, три четыре дня и сбегали от нас, а вот те, кто даже с небольшим поражением и зависали в реанимационном отделении — они ходили по грани, и нередко после обычной респираторной, масочной терапии тяжелели, переводились на управляемую ивл и часто погибали.
Он тогда поступил как бы между делом, вроде даже по знакомству с нашим коллегой реаниматологом.
Молодой, крепкий парень, ковидная пневмония. Нет, он не занял койку незаслуженно, все же процент поражения был приличный.
Сразу он и выглядел совсем неплохо, но без кислорода уже не обходился. Приехал, полежал первые сутки, на вторые — книжки стал читать, скучно ему было лицезреть людей в одинаковых костюмах, да и мы не очень-то разговорчивы.
Спросил у меня — есть ли шанс поправиться?
Я убедил его в обязательном выздоравлении, что такой организм как его обязательно справится с хворью. Он как-то воспрял и погрузился в увлекательный роман.
На третьи сутки сделали томограмму грудной клетки. Все вроде по прежнему, однако появился воздух в плевральных полостях и органах средостения (в неком пространстве где находятся сердце, сосуды, между легкими). Раньше мы искали причину воздуха в травмировании пищевода, опухоли, восспаления, но здесь новая болезнь и течет она по новому. Никаких внешних воздействий на пищевод и легкие не было, зондирований желудка и гастроскопий не было, как не было катетеризаций центральных вен. Однако пищевод поразил грибок.
Обычно на третьи сутки нашим пациентам становится легче, а он как бы завис на одном уровне и даже чуть хуже стал.
Подключили ему в помощь аппарат ИВЛ. Через маску аппарат помогал дышать. Парень опечалился, но мы его подбадривали как могли.
А парню хуже и хуже. Перевод на ИВЛ. Под утро седьмого дня он умер. Мы четырежды запускали его сердце, но все тщетно. После трех реанимационных мероприятий думал остановиться, невозможно запустить безвозвратно фатально измененное болезнью сердце, но на глаза попалась нарисованная детской ручкой открытка от дочери. Сердечко и слова любви к папочке.
Давно я так долго ни кого не реанимировал, мы вышли за все рамки стандартов. После четвертого раза сердце уже не запускалось. Умер.