Открывается дверь, и я понимаю — дождался. Не важно — рано или поздно. Ты пришла. Я тебя увидел. Знаешь, это как наркомания… Я сижу и жду торговца жизнью и смертью. Потом приходишь ты, и я получаю дозу своего воздуха. А значит можно жить еще один день. Услышать хотя бы одно слово, просто поймать взглядом — и уже можно жить дальше. Вот и ловлю глазами каждую черту: твое лицо, волосы, шею, плечи, ключицы… Хочу забрать себе, украсть у всего мира. Неистово ловлю, ненасытно, почти задыхаясь. Знаю, что нельзя так… Но я готов сжечь весь мир, который может помешать мне быть с тобой. Просто мне тебя мало. Всегда слишком мало. Чувствую себя жадным избалованным ребенком, стучу ногами, кричу в небо — еще, еще, еще! Небо — оно молчит, оно строгий родитель, не слушает наших капризов. И смотрит сурово, хмурит свои облака. А у меня слезы обиды по щекам — хочу! Все равно хочу! Так хочу, что все внутри переворачивается, сжимается, обваливается и летит в пропасть. Ухает на дно, отзывается эхом — в этом эхе различаю твой ответный зов. Потому что ты тоже избалованный ребенок, внутри которого рушится мир под строгим взглядом неба, говорящего нам — нельзя. И знаешь… Иногда начинает казаться, начинает хотеться сбежать из дома этого взрослого неба, и может хотя бы так, хотя бы там — тебя обрести. Потому что сердце мое задыхается по тебе. И этот голод кончится только вместе с нами. Потому что это и есть мы.
Я тебя украду — у океана, полного поющих китов,
Я стану огромным, как не был огромен еще никто —
Одним из гигантов, кующих мегалитический мир,
За одно лишь право говорить о нас с тобой — «мы».
Я стану сильным, стальным, на треть из огня,
Я буду видеть в каждом встречном — тебя,
Я буду для — как письмо, как древняя рукопись,
И каждой буквой до боли в тебе аукаться.
Я тебя украду у этого гулкого города,
Я стану криком, я буду голодным, гордым,
Я тебя из асфальта вынесу изваянием,
Потому что здесь никто о тебе не знает —
Как горчишь ты солью,
Как ты волнами бьешься в кожу,
Как внутри тебя — все смиренное и тревожное,
Все в тебе расхожее — по дорогам ступают дети
И глазами Бога смотрят на пляску смерти.
Я тебя украду — не отдам ни крупицы чуждому,
Потому что стоишь ты на этом костре разутая,
И ладони тянешь — тоненькие и вербные,
И ребенком брошенным — в меня нестерпимо веришь.