Индейским было лето, и пироги уже поплыли по небесным рекам.
Сидели в понедельник у дороги четыре несерьёзных человека.
Один — в широкой клетчатой рубахе. Совсем седой, хотя ещё не старый. Он рассуждал про вирусы и баги, любил попеть, но глупо без гитары. А может, без гитары он стеснялся и забывал слова любимых песен.
Пищал комар, мариновалось мясо в какой-то совершенно адской смеси.
Другой — прямой, красивый, загорелый, в бандане и с пацификом на майке. Сидел, из тонких веток делал стрелы. Так хохотал, когда они ломались и корчил уморительные рожи.
Неслись по трассе пыльные машины. Из леса вылез недовольный ёжик и скрылся по делам своим ежиным.
А третий — тоже очень несерьёзный — забыв про антисептик, брал руками из лужи чуть мерцающие звёзды,
чтоб ночью их развесить светляками.
Носил не по погоде толстый свитер и шмыгал носом: парни, аллергия. Все трое — незначительные с виду, нелепые, дурацкие, другие.
Четвертый — просто пугало, скелетик. На нём болталась кофта, как на палке. Таскал конфеты (думал — не заметят), жевал печеньки (думал, что не спалят).
Но — замечали. Вкусно пахло сено, горел костер, травились анекдоты.
Бесились у обочины Вселенной четыре несерьёзных идиота.
На горизонте красовался город: дома-костяшки, улицы-морщины.
Болтали Смерть, Война, Чума и Голод, примерившие новые личины.
Ржавели танки, застывала лава, тонули голоса в весёлом шуме.
Сидели чудаки. Им было славно. Во вторник на земле никто не умер.