Бросаю в волны чайкам белый хлеб,
Их как щенков выкидываю за борт,
Проняньчилась я с ними много лет,
Тряслась по ямам, кочкам и ухабам.
Надежды одиноких вечеров,
Промозглый свет из желтооких улиц,
Бросаю все и даже стаи львов
Я превращаю в жалких, мокрых устриц.
Мизинец оттопырив, пью вино
И о паденьи думаю, о страхе,
Что в сумерках альковных алчный гном
В зрачках моих увидит боль собаки.
Батона крошки словно медяки
Бросаю чайкам с траурною вестью,
Что я не лица вижу, а кружки,
Марионеток-кукол из предместья.
С последней крошкой дум прерву полет
И незаметно отойду в сторонку,
Мои стремленья не поймет народ,
Ему в речах противен голос звонкий.
Крикливых чаек гомон надо мной,
Как духов зла пришедших из вертепа,
Они всегда с тоскою напускной
Предпочитают грезам крошки хлеба.
Поэта незавидно ремесло —
Петь о пороках, выпачкавшись дрянью,
С невозмутимо поднятым лицом,
Метая бисер перед всякой пьянью.