Ирка сидела на старенькой обтрёпанной пятиметровой кухне «хрущёвки» и рассеянно наматывала на руку пыльно-красную нитку шерстяного клубка. Кофе, стоящий перед ней, давно остыл, но Ирка не замечала этого — она невидящими глазами смотрела на стену, как будто там вот-вот появится что-то очень важное…
После смерти бабушки вся квартира словно бы тоже умерла, из неё исчезло живое тепло, присущее обитаемому жилью. «Сирота» — Ирка пробовала на вкус новое, незнакомое для себя слово, перекатывая на языке, словно горькую пилюлю, и не решаясь проглотить — «Теперь я сирота».
Ирке 22, и почти всю жизнь она прожила с бабушкой: отца своего она отродясь не знала, а мама погибла, получив производственную травму на заводе, где работала, когда Ирке было всего три года. И вот теперь последняя ниточка оборвалась. Одна она осталась на этом свете, совершенно одна…
С момента похорон прошёл уже месяц, но небо в любую погоду оставалось чёрным, а люди напоминали безликие силуэты. Ирка машинально ходила на работу и в магазин, что-то ела, как-то жила, не отдавая себе отчёта, для чего ей теперь жить вообще…
В один из таких чёрных дней Ирка, возвращаясь домой, споткнулась обо что-то мягкое. «Мягкое» взвизгнуло, но не убежало, а продолжило скулить, сидя на одном месте.
«Господи! И кто ж тебя, такую крохотулю бросил здесь?!» — Ирка впервые вышла из оцепенения: перед ней, всё так же вереща от боли, сидел чёрно-подпалый щенок с короткими лапками и висячими, словно бы плюшевыми ушами.
— Прости, маленький, прости! — у Ирки почему-то запылали уши — Ты чей?
Щенок, разумеется, не ответил, но взгляд ясно давал понять, что теперь это её, Иркин, щенок, такая же сирота, как и она сама.
Ирка осторожно подняла толстолапика на руки, надеясь, что ничего ему не повредила. К счастью, кажется, обошлось — пёсик отделался лёгким испугом.
«Мы теперь не одни! Мы вместе!» — крутилось в голове у Ирки, пока найдёныш жадно уплетал кашу с мясом на всё той же старенькой кухне — «Нити наших судеб начали сплетаться в новый клубок, и имя ему —Счастье!»