Сколько раз умирал — а выжил,
бородат и пустоголов.
Потому что с ним были Рыжий, Достоевский и Гумилёв.
То есть повод был очень веским. И по ниточке сентября он всегда приходил на Невский, сто десятую жизнь подряд.
Кофе, булочки, львы и панки, ассорти из дверей бистро.
Его маленький ангел в парке — между рёбер и между строк.
Сколько раз выживал — а умер,
не от пули, не от ножа, когда кто-то сквозь дождь и зуммер прокричал ему: приезжай. Прилетай, приползай, как хочешь.
Приходи — тебя ждёт Нева.
Под крылом расстилались ночи, прорастали внутри слова — можжевельником, лопухами. Лето пряталось в маяке. И признания в любви стихами повисали на языке. Был бы умным — молчал бы лучше, вон другие, другие вон.
Город слышал, и город слушал, город принял за своего.
Сколько раз приезжал, а снова
всё как будто бы в первый раз. Захмелевший и бестолковый, разлохмаченный дикобраз, пел в толпе, говорил по-фински, ворожил, разводил мосты, пил с атлантами, гладил сфинксов. А потом появилась ты, бестелесная и смешная, не мечтавшая ни о ком.
Просто морок туманной нави, просто искорка над виском. И за грифелем карандашным потянулась на лист строка: без тебя умирать не страшно, только жить без тебя никак.
Сколько раз сожалел — а вечно
попадал, начинал, ломал.
Время, друг, ни хрена не лечит, но способно свести с ума. Не сойдёт. Хотя нет, сошёл бы, обязательно, не гони. Но ночами он верит в шёпот, шелест буковок и страниц.
Он над крышей скользит по леске, пока в горны ветра трубят.
Ему надо опять на Невский,
ему нужно опять тебя.
Память — омут, она бездонна, кучу разных хранит вещей. Если ты — не его Мадонна, то на свете их нет вообще.
Замирает железный воин. Рвут романтики паруса. И глотают бумажный «Боинг» посторонние небеса.