Сказал себе я: брось писать, —
Но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые!
Лежу в палате — косятся,
Не сплю: боюсь — набросятся, —
Ведь рядом — психи тихие, неизлечимые.
Бывают психи разные —
И буйные, и грязные;
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно:
Все ходят без смирительных
И то, что мне приносится, все психи эти жрут.
Куда там Достоевскому
С «Записками» известными, —
Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы!
И рассказать бы Гоголю
Про нашу жизнь убогую, —
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
Вот это мука, — плюй на них! -
Они ж ведь, суки, буйные:
Всё норовят меня лизнуть, — ей-богу, нету сил!
Вчера в палате номер семь
Один свихнулся насовсем —
Кричал: «Даешь Америку!» и санитаров бил.
Я не желаю славы, и
Пока я в полном здравии,
Рассудок не померк еще, но это впереди.
Вот главврачиха, женщина, —
Пусть тихо, но помешана, —
Я говорю: «Сойду с ума!» — она мне: «Подожди!»
Я жду, но чувствую — уже
Хожу по лезвию ноже:
Забыл алфавит, падежей припомнил только два…
И я прошу, моих друзья,
Чтоб кто бы их бы ни был я,
Забрать его… ему… меня —
Отсюдова!