На камбузе завелась мышь. Вернее, мышонок. Но маме было не до возрастных особенностей грызунов, она хотела просто готовить, а не висеть на люстре от страха.

Конечно, мышь — явление обычное и часто встречается в своих домах, особенно на Севере, но мама не была конформистом.

Вечером собрали семейный совет, тут же выяснилось, что в семье Тяпкиных с мышами дело обстоит не очень. Тот, кто их не боится, а именно, дочь-пятиклассница — юный натуралист и категорически не согласна ловить животину. Тем более убивать.
С ней был солидарен и отец, старый натуралист, он не хотел брать это меховой грех на душу. Но при этом отец имел тягу к жене и жареной картошке, поэтому… вот, если б мышеловкой…
Дескать, бездушная машина не ведает греха и искупления, и если мышь попадет под падающую пружину, значит, такова судьба, рок и провидение.
Может быть, погибший плохо поступил в прошлой жизни.
Например, пропустил День рождения жены.
Дочь в слезах убежала в свою комнату, а взрослые отдали смерть на откуп вселенной.

На следующий день зарядили гильотину салом и стали ждать.
Но мышь, как на зло, решила попоститься.

Оставили на ночь.
Утром проверили и ахнули.
Тяпкиным достался мышь-эквилибрист — сала не было, как никто и не нарезал ломтик.
Зарядили еще раз.
И еще.
И еще.
Через три дня мама стала подозревать, что муж и дочь-пятиклассница таким образом просто откармливают мышь, отобрала сало и спрятала.

«Надо брать кота». — сказала мама.
На Севере с котами было туго. Они не валялись под ногами, прямо скажем. На котов была очередь, на них надо было записываться, как на югославские сапоги или ГДР-овскую стенку.
Мама встала на очередь в рыбкомбинат, там экономист из планового отдела раздавала, как вай-фай, толстого рыжего кота Емелю.
Помимо неоспоримых внешних достоинств, Емеля слыл знатным мышиным киллером.

Мамина очередь подошла однажды в среду.
Кота нужно было вернуть в воскресенье.
Скептически взглянув на пухлый дефицит, мама, за неимением альтернатив, вздохнула, подхватила его под пузо и понесла. Емеля весил, как пачка соли и у мамы чуть не развязался пупок, пока она его перла по сугробам. Но ставки были высоки и Емеля прибыл на базу.

Его сразу же препроводили на объект.
— Вот. — сказала мама и очертила рукой фронт работ.
— Мяу. — сказал Емеля, что в переводе гласило «не дергайся, все будет зашибись».
Емеле выделили миску, насыпали еды, ознакомили с лотком, почесали за ухом и даже сделали попытку поиграть. На фантик, привязанный к веревке, Емеля посмотрел с нескрываемым презрением и даже фыркнул.
— Понял, понял. — сказал папа и задом вышел из кухни.
— Это важный кот. Он на задании. — сказала мама с нескрываемым удовольствием.
— Ага. — сказала дочь-пятиклассница.
Кота закрыли на ночь на кухне.

В туалет всю ночь ходили на цыпочках, чтобы не мешать процессу.
Пукали в себя.
Унитаз смывали нежно.

Утром открыли дверь на кухню.
На столе по центру, кверху пузом батонился белый Емельян. Рядом валялась растерзанная пачка от сухого молока.

Немую сцену прервала мама.
— Это все стресс. Коту надо адаптироваться.

На следующую ночь кот адаптировался с простоквашей, а еще через — с вяленой рыбой, подвешенным под потолком.

Еда из миски, равно, как и мышь, его не интересовала.

В последнюю ночь Емелю решили простимулировать — на ночь не кормить и забрать все продукты из кухни.
Коту оставили только воду.

Ночью все проснулись от грохота. Кинулись на кухню, как были, в исподнем.
Там, щуря глаза от яркого света, на занавеске, рискуя обвалить карниз, как сарделя, висел Емеля. Кухня представляла собой кошачий апокалипсис, который неизменно наступает, когда одну исходную животинку лишают пропитания.

На следующий день мама отнесла Емелю обратно и отдала хозяйке со словами неудовольствия. Мол, кот сломался. И больше не охотится, а объедает арендаторов.

На этом варфоломеевские ночи закончились.
Однако, все старания не прошли зря.
Похоже, что мышь, видя всю эту вакханалию, схватился за голову, забрал вещички и перебрался жить куда подальше.
Мол, ну, вас, с вашим салом.
Кровожадная мама вздохнула с облегчением и повернулась лицом к конфоркам, в доме опять запахло жареным.
Впрочем, дочь-пятиклассница иногда спускалась в подпол и с кем-то там усипуськала.
Но кто знает, может, это были трехлитровые банки компота.