Во второй половине мая 1948 года британцы покинули Иерусалим и вслед за ними пришли вооружённые арабские банды, которые атаковали еврейских жителей Старого города. У полутора сотен защитников двухтысячного населения еврейского квартала было всего пятьдесят пистолетов, столько же автоматов, десятка два винтовок, два пулемёта и один гранатомёт.
Арабов было значительно больше. Армяне, заручившиеся международной поддержкой, пообещали сохранять нейтралитет — поэтому евреи и отступили с господствующей над еврейским кварталом позиции на крыше армянской церкви. Но сразу же после отхода евреев с этой позиции армяне отдали её арабским снайперам, принявшимся расстреливать с крыши еврейских жителей. Вскоре арабским боевикам удалось захватить около трети Старого города, и всё же они не могли сломить сопротивление защитников, однако 18 мая в город вступили оккупационные силы иорданского легиона.
Спустя десять дней боёв из 150 защитников еврейского квартала и ещё сотни добровольцев на ногах держалось около 40 человек. Раввины Бен-Цион Мордехай Хазан и Исраэль Зеев Минцберг были вынуждены выйти с белым флагом к командующему иорданскими силами Абдалле аль-Талю и подписать капитуляцию. Старый город пал. Всех мужчин иорданцы взяли в плен и освободили их лишь спустя девять месяцев. А женщин, детей и стариков — изгнали. Среди покидающих Старый город под дулами автоматов солдат иорданского легиона была и Хана Коэн. Под одеждой она несла спрятанное на теле бело-голубое знамя с магендавидом, реявшее над кварталом до самого его падения.
***
В конце мая 1967 года, накануне Шестидневной войны, 55-я парашютно-десантная бригада израильских резервистов готовилась к десантированию в тылу египетских позиций на Синае к западу от Эль-Ариша. Но уже в первый день войны, 5 июня, стало ясно, что помощь десантников на египетском фронте не понадобится вовсе — 7-я танковая бригада прошла Эль-Ариш насквозь, не встретив особого сопротивления. Десантники приуныли — похоже, на этот раз великие победы свершатся без них.
Однако вскоре пришло известие с другого фронта — иорданский король Хусейн на свою беду приказал обстрелять с оккупированных им позиций в восточных кварталах Иерусалима западную часть города. Бригада десантников получила приказ немедленно передислоцироваться в Иерусалим и готовиться к освобождению его восточной части. Правда, кое-кто из резервистов по-прежнему был расстроен. В боях за Иерусалим десантирования не предвиделось, а значит, не видать и «красных крылышек» — значка, которым удостаивались лишь те, кто десантировался с парашютом на территорию противника во время боя. В расстроенных чувствах пребывал и офицер оперативного отдела 71-го батальона старший лейтенант Йорам Замуш, ожидавший со своими бойцами приказа о начале атаки в Бейт а-Кереме — пригороде Иерусалима. И тут Замуша неожиданно дёрнула за рукав какая-то женщина, торопливо передала ему небольшой свёрток, сумбурно что-то поясняя про флаг. Это была та самая Хана Коэн, поселившаяся после изгнания из Старого города именно здесь — в Бейт а-Кереме. Завидев на своей улочке израильских солдат, она достала знамя, хранившееся почти два десятилетия, и выбежала с ним к бойцам. Почему она отдала его именно Замушу? Из-за кипы на голове или он, может, ей просто приглянулся? Или это причудливый выбор судьбы? Но именно Замушу предстояло поднять знамя Старого города над Западной стеной — Стеной Плача.
Когда Замуш понял, чего от него хочет женщина, он изумился:
— Да мы там, скорее всего, вообще не окажемся.
Однако Хана была непреклонна.
— Ты обязательно там окажешься, — прошептала она, силой запихивая сложенный флаг в один из карманов между фляжками и автоматными магазинами.
В течение двух дней боёв, ставших едва ли не самыми тяжёлыми за всю войну, Замушу, прорывающемуся вместе с батальоном сначала к Масличной горе, а потом к Львиным воротам Старого города, не раз приходилось вспоминать пророческие слова Ханы. И каждый раз, слыша пронзительный и оглушающий свист вражеских пуль прямо над головой, он снова вспоминал про лежащий в кармане флаг, ставший его талисманом и защитой.
Потом был последний рывок через узкие вымершие улицы Старого города и редкие разрывающие тишину одиночные выстрелы арабских снайперов. В суматохе он опять забыл о флаге. Он вспомнил о нём, лишь когда между расступившимися зданиями увидел золотую вершину Купола над Скалой и в ошеломлении осознал, что пророчество Ханы исполнилось. Он стоял над Стеной на вершине Храмовой горы. «Храмовая гора в наших руках», — возвестил по рации на весь мир комбриг парашютистов Мота Гур.
Вдруг наступила тишина. Прислонившись спиной к Восточной стене Купола над Скалой, устало опустившийся прямо на каменные плиты, Гур послал солдат вывесить над Западной стеной флаг, который так кстати оказался у Замуша. А в правом углу знамени рукой, дрожащей то ли от навалившейся вдруг разом усталости от двух суток боев без перерыва, то ли от волнения, Замуш под диктовку замкомбрига Моше Пелеса написал: «Это — знамя Израиля, поднятое сегодня, 28 ияра 5727 года над Западной стеной бойцами 55-й бригады, захватившими Иерусалим».
— Стой, -закричал вдруг Пелес, — исправь! Не захватившими, а освободившими!
И со своим тяжёлым русским акцентом затянул «Атикву». Вслед за ним, выстроившись в ряд, подхватили гимн остальные семеро бойцов, захватившие Храмовую гору.
«Он ужасно пел, — вспоминал позже Замуш, — безбожно фальшивил, буквально на каждой ноте. Но я никогда не слышал более искреннего и волнующего исполнения нашего гимна. Правую руку Пелес поднёс к своей огромной каске, отдавая честь развевающемуся знамени, и я увидел, как дрожит тяжёлая рука нашего командира. По его щёкам катились слёзы, которые он так нелепо пытался скрыть, прикрываясь каской. Сразу после этой спонтанной церемонии он схватил меня за локоть своей жёсткой и сильной ладонью и, глядя вниз, на узкую площадку перед Стеной, зашептал:
— Замуш, ты хоть понимаешь, что мои деды отдали бы за это свои жизни. За то, чтобы узнать, как однажды я окажусь здесь с оружием в руках и подниму еврейское знамя над Стеной!»
Полтора года спустя Моше Пелес погиб в бою с арабскими диверсантами, проникшими со стороны Иордании.