Протяни скорей ладошку,
Чечененок-пастушок,
И тебе дадут лепешку —
Кукурузный катышок.
Удивился мальчик бедный,
Судомойкин старший сын:
Слишком ярко в лампе медной
Разгорелся керосин.
Просто чудо, или это
Керосинщик стал добрей?
А на мальчике — надета
Шапка в тысячу рублей.
И в черкеске с газырями,
Медной лампы господин,
Все стоит он пред глазами,
Аладдин мой, Аладдин!
1939
… «Особое чувство влекло Арсения Александровича к Северному Кавказу. Здесь была и память о предках, правивших Дагестаном с VIII века. Конечно, ближайшие по времени предки Тарковского принадлежали уже к мелкопоместному польско-украинскому православному шляхетству, но в семье жила память о происхождении от младшего сына шамхала Тарковского. Арсений Александрович рассказывал о своих странствиях в горах Северного Кавказа, когда (еще до войны) он переводил тамошних поэтов. Приключения Арсения Александровича в родных селениях и аулах осетинских, черкесских, ингушских, чеченских поэтов были удивительны.»
Из воспоминаний переводчикa Михаилa Синельниковa, дружившего с Арсением Тарковским.
* * *
… «Я бесцельно бродил между деревьями, потом наткнулся на канавку, наполненную талой водой. На дне, среди коричневых листьев, почему-то лежала монета… Я наклонился, чтобы достать ее.
Но сестра именно в это время решила испугать меня, выскочив из-за кустов. Я рассердился, хотел стукнуть ее, но в это время услышал знакомый и неповторимый голос:
— Марина-а-а!
В ту же секунду мы уже мчались в сторону дома. Я бежал со всех ног, потом в груди у меня что-то прорвалось, я споткнулся, чуть не упал, и из глаз моих хлынули слезы.
Он прижал нас к себе, и мы плакали теперь втроем, прижавшись как можно ближе друг к другу, и я только чувствовал, как немеют мои пальцы — с такой силой я вцепился в его гимнастерку.
— Ты насовсем?.. Да?.. Насовсем?.. — захлебываясь бормотала сестра, а я только крепко-крепко держался за отцовское плечо и не мог говорить.
Я обернулся.
В нескольких шагах от нас стояла мать. Она смотрела на отца, и на лице ее было написано такое счастье, что я невольно зажмурился.»
АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ
«Мартиролог». Дневники 1970−1986.
______________________________________
АРСЕНИй ТАРКОВСКИЙ
Письма с фронта детям — Андрею и Марине:
«14.XI.1942
Мой дорогой сыночек!
Я получил от тебя хорошее и умное письмо. Если бы ты знал, как обрадовал меня тем, что помогаешь мамочке; ты ведь знаешь, как ей трудно работать, чтобы тебе и Мариночке лучше жилось на свете, она ведь делает для того все, что возможно, может быть даже больше, чем возможно. Когда ты вырастешь большой, ты поймешь, насколько наша мамочка прекрасный человек, такие люди редко встречаются.
Ты мне ничего не написал о том, как ты учишься, но я думаю, что и учиться ты стал совсем хорошо, внимателен на уроках, хорошо себя ведешь… Я верю, что ты ведешь теперь себя так, что все, глядя на тебя, радуются, какой, мол, ты хороший мальчик Правда?
У меня пока все благополучно. Боев у нас больших нет. Ты спрашиваешь, когда кончится война? Я и сам не знаю. Может быть — скорей, чем кажется, и тогда мы снова увидимся с тобой, Андрюшенька, и я тебя поцелую крепко-крепко, потому что я очень люблю тебя и скучаю по тебе. Я очень рад, что роза ожила на печке. Я тоже люблю цветы и животных и всегда старался не обижать их, быть и растениям, и животным старшим братом, заботиться о них. Никогда не обижай и твою настоящую сестреночку Маришку: ты должен на всю жизнь быть ей верной защитой. Целую тебя крепко и нежно, мой родной. Будь хорошим, пиши мне письма каждую неделю и пиши откровенно, хорошим или плохим был ты эту неделю, и чем был хорош или плох.
Целую тебя еще разочек. Поцелуй от меня бабусю Верусю.
Твой папа».
* * *