Моя Селена, я распишу твою кожу символами, знаками, логосом. Я вложу в тебя новый смысл. Твоя ладонь станет созерцанием, вдоль твоего бедра я проведу дихотомию поэзии, на груди вырежу мировую душу, на закрытых веках зеленой гуашью я начертаю инобытие.
Мы танцуем вдвоем под звездным небом.
Человек всегда обращался к небу. Небо было престолом богов, распахнутой книгой, написанной на неизвестном языке — еще в те времена, когда звучала флейта пана и наяды танцевали на берегу во всполохах костров, разглядывая пляшущих саламандр. Небо ложилось на землю выгнувшейся в экстазе Нут, когда в человеке царило язычество со всей его обрядовостью, жертвенностью, сакральностью, таинством, первородностью и древностью, как зверь в душе человека. Небо я напишу акварельными красками на холсте твоего живота, опуская звездный свет все ниже.
Мы танцуем вдвоем под звездным небом.
Это вековые дубы и ритуальные ножи на горле жертвы, танец нагих жрецов, хтонические монстры, выходящие из леса или из глаз идолов. Это мегалитическое воплощение человека в камне и пристальный взгляд на звезды из древних обсерваторий, это Иштар с головой шакала и нежными ласкающими руками. Это бледное семя человеческое, пролитое на алтари, тяжкий дух богозверя во всем и ослепительная амброзия, льющаяся с неба в раскрытые рты голодных духов, каждый из которых — человек.
Мы танцуем вдвоем под звездным небом.
У тебя в глазах обращаются звезды. Я вижу большую медведицу в твоем отчаянном одиночестве. Я вижу Кассиопею там, где залегла твоя печаль о жизни. Пояс Ориона проходит вдоль каждой твоей мечты, как непоправимая трещина. Как все разбитое. Из твоей боли горят в меня Плеяды… Не плачь, моя маленькая Селена. Танцуй со мной. Ты дрожишь… Твоя дрожь — это смех неба, полного звезд. Ты вся и есть сияние звезд.
Моих звезд, под которыми я танцую