Подруга пишет — я так плохо вела себя весь Великий Пост. Я делала столько неправильного и вредного. Ругалась на детей и ела всякую дрянь. Зажгут ли для меня Благодатный Огонь? Любит ли меня Бог вообще?
Из терапевтической позиции я бы сказала ей что-нибудь про вину, и может быть, про усталость.
Но сегодня суббота, и я совершенно нетерапевтично говорю: миленький ты мой, а я-то! А я знаешь как плохо вела себя весь пост! Настолько плохо, что даже мой муж, человек редкой выдержки, несколько раз говорил: «Ну Насть…». И даже один раз: «Ну Насть, твою же мать…». Все это не оставляет шансов на благодатный огонь вот просто никаких.
Я уверенными аккордами прошлась по всем десяти заповедям и семи смертным грехам, обогнув, наверное, только «не убий». Успела в разные моменты побыть плохой матерью, женой, другом и пару раз профессионалом.
Один раз даже отвратительной крестной феей, за что стыдно особенно.
В Страстную пятницу, в день страданий и мучений Иисуса на кресте, ела сырокопченую колбасу из упаковки, запивая ее алкоголем. Забравшись с ногами на скамейку.
И удивительным образом чувствуя при этом, что Бог любит меня, как никогда. Вот совершенно не сомневаясь.
Потому что Бог, неважно, внутри он или снаружи, должен любить тех, кто мельтешит и шевелится. Кто ошибается и страдает. Так ему нас лучше видно, каждого, каждого.
Бог должен любить игру и эксперимент, потому что в них вся суть жизни.
Совершенство даже его должно утомлять.
Потому что в совершенстве, как в стерильности, никакой жизни уже не остаётся.
Ему проще любить нас, когда мы плохо себя ведем, потому что тогда нас можно брать за руку и вести над пропастью во ржи. Я думаю, Бог, как всякий спасатель, должен это просто обожать.
В конце концов, если бы мы хорошо вели себя все время, Бог был бы и не нужен. А ему, как всякому спасателю, важно быть нужным.
Поэтому, я считаю, мы можем быть уверены в его любви.
Всегда.
Когда едим всякую дрянь. Когда ругаемся. Когда тащим свой крест и когда извиваемся на кресте от боли.
Нарушаем правила. Чувствуем себя ничтожествами. Не верим в себя и вообще уже ни во что не верим.
Хотя бы в его любви мы имеем право не сомневаться.
Хотя бы в ней.