Недавно обалдел от осознанья:
роман «Три мушкетёра» А. Дюма —
нисколько не пример для подражанья,
любви, восторга, тонкости ума…
Не внемлющий восторженный читатель
меня за строчки эти разорвёт;
но, Я — не ценз шедевров, не каратель, —
сам восторгался ночи напролёт…
Попробуем Мы вместе разобраться
в чём корень восхищения у масс?
Не согласитесь, то готов подраться;
за убежденья Я готов дать в глаз!
Гасконца — симпатягу Д’Артаньяна
служить отправил папа королю,
чтоб патриотом сын стал без изъяна,
прославил, чтоб фамилию свою!
Юнец в Париже тут же влип в интрижку, —
в надежде секса с некой Бонасье,
в лихие приключения мальчишка
пускается, ввязав троих месье…
Друзья юнца — гасконца Д’Артаньяна:
Атос, Портос, мечтатель Арамис —
пьянчужки, моты, бабники, смутьяны…
Тандем — прекрасный! Чудный компромисс!
По порученью королевы Анны,
(изменницы, любовницы врага);
громя гвардейцев, аки — тараканов,
в туманный Альбион спешат друзья.
Не применю отметить не для лести:
гвардейцы кардинала Ришелье —
на деле патриоты были чести!
За что стреляли наши их месье?
Про Аннушку Австрийскую так мыслю:
своя среди чужих, своим — чужда!
На Францию напасть просила в письмах
Австрийского, представьте, короля!
Зачем спешили всё же мушкетёры
во вражескую Франции страну?
Быть может, не щадя коней и шпоры,
хотели нанести удар врагу?
Увольте! Им до слёз нужны подвески,
дабы прикрыть преступнейшую связь
жены неверной — Аннушки прелестной
и Бэкингема. Этакая мразь!!!
С тем Бэкингемом, что ударом подлым,
захватит вероломно остров Ре.
Гасконца сложно звать служакой добрым, —
изменщиком скорей на языке…
И ладно б Д’Артаньян влеком был страстью,
возвышенной идеей иль — мечтой.
Он — похотливой увлечён напастью,
не только к Бонасье. Не к ней одной.
По ходу дела трахает Миледи,
под именем де Варда, гад такой!
И соблазняет Он служанку Кэтти;
короче — не монашка наш герой…
Причём, клянусь Вам Я, ну хоть на плахе,
что сексом лишь себя Он забавлял;
нет и сюжетной надобности в трахе;
старик Дюма себя так развлекал…
Ну, в чём не прав Я? Ну, скажите, право!
Скопируйте их действия на нас:
служить Царю, ДОПУСТИМ, верой — правдой
приехал офицер и ловелас.
В Санкт Петербург Он прибыл из Рязани,
служить достойно Батюшке Царю;
но сразу как-то молодой, да ранний
влюбил в себя дворянскую жену…
Она бы с радостью Ему отда;лась,
взамен на то, что Он — Герой спасёт
Царицу, что в ловушке оказалась, —
от немцев артефакт пусть привезёт!
В столице вражеского государства,
у генерала должен второпях,
«Крест Карла», свиснуть, да не за мыта;рства, —
за кувырканье пошлое в сенях…
Но, русский Царь, буквально, между делом,
с Германией, проклятой вёл войну;
а офицер Российский очень смело,
с Германии вещицу вёз одну!
С друзьями постреляли патриотов,
что молча умирали за Царя…
Что б сделала цензура с Идиотом,
что взялся б описать такое, А? …
Название Я сей «беде» придумал:
«ОПРИЧНИКИ», иль «ТРИ БОГАТЫРЯ».
О популярности Его не думал…
Не расстреляли б, честно говоря…
Ещё, для справки: Ришелье — беднягу
Дюма оклеветал и оболгал.
Истории известен, как — трудяга,
о процветаньи Франции мечтал…
Был меценатом ярким, филантропом;
создателем — воздвиг Пале-Рояль;
был добр, снисходителен к холопам…
Дворец Австрийской Анне завещал…
Той самой Анне, что в романе Саши,
у них с «противным Ришелье» — война!
той самой, что из блуда, пьяниц наших,
за «брошкою» послала в стан врага…
Так чем же философии разнятся? -
Хочу, буквально подвести итог.
Француз от Русского, мне б разобраться,
отличен в чём Он, окромя порток!!!
Суть знаменитого сего романа:
ВО ФРАНЦИИ ЛЮБОВЬ — ПОВЕРХ ВСЕГО!
Патриотизм французу без стакана,
противен, бесполезен для Него…
Страсть, наслажденье — содержанье жизни;
госинтересы — по боку без них…
На всё глядя, сквозь грани этой призмы,
«Лягушкоед» доволен и не псих…
В России долг — превыше наслаждений;
служенье Родине — дороже живота!
Мы — сотканы из этих убеждений;
у нас под коркой эта красота…
За Родину, за Сталина привыкли
на поле брани гордо умирать;
в Чечне, Афгане — головы поникли,
и ещё будут падать, твою мать!
Французишка весьма патриотичен;
там шовинизм лопатой хоть черпай, —
но для себя, «до себэ» — Он практичен.
Своё — важнее. Это — через край!
И посему роман Дюма — бессмертен!
Не только для французов. Это — класс!
Себя восславили прелестно, черти,
и — капельку хоть заразили нас!
август 2005