В конце 50-х — начале 60-х годов я работал в качестве заместителя председателя художественного совета комбината декоративного искусства в Москве. Задачей комбината было развитие декоративного искусства в городах и селах республик.
Однажды мне поручили принять фресковые композиции для дома культуры, построенного в районном центре близ Пятигорска, и доставить их в организацию заказчика. Эти произведения, созданные в традициях декоративного искусства, были выполнены двумя молодыми художниками-супругами. Работы их, сделанные по заранее утвержденным эскизам, отличались яркими образами, были насыщенны по содержанию, строились на новых композиционных основах.
Рассматривая эти произведения в доме культуры, я убедился в творческой удаче молодых художников. В это время и появилась в клубе высокая, грудастая, красивая женщина, судя по всему — из руководства города. С рассерженным видом она подошла к картинам, затем, увидев меня, стала громогласно возмущаться, не давая мне вставить ни слова: «Я считаю, что эту мазню надо не обсуждать, а уничтожать. Вы как заместитель председателя художественного совета можете сообщить в своей организации, чтобы эту мазню убрали со стен!»
Я попытался перебить град этих обвинений и спасти работы молодых художников. Стал было объяснять, что эти композиции — результат творческого поиска, свидетельствующий о таланте и оригинальности манеры авторов, которые работали над ними под руководством знаменитого профессора Бордиченко, что эти произведения, возрождающие традиции народного искусства, получили высокую оценку и были приняты на художественном совете при участии руководителей города. Но все это словно было обращено к непрошибаемой стене. «Как хотите, но как только вы уедете отсюда, мы уберем и выкинем эту мазню», — заявила моя самоуверенная собеседница.
Меня это рассердило. Стало ясно, что угроза нешуточная: невежество способно на все. И тогда искусство лишится хорошего произведения, а творчеству двух молодых художников, только начавшему расцветать, будет нанесен удар.
Я решил в свою очередь ответить угрозой:
«Вам никто не давал права уничтожать произведение, которое было создано по эскизу, одобренному президиумом Академии художеств СССР. Если вы это сделаете, этим делом займется сам президент Академии художеств СССР, Герой Социалистического Труда академик Николай Васильевич Томский».
Дама на миг оторопела, — и тут же выражение высокомерия на ее только что разгневанном лице сменилось улыбкой: «Что же вы не сказали мне об этом сразу?.. Вот теперь эта работа начинает мне нравиться…»
Вот такими способами, нередко прибегая к блефу, мне приходилось спасать от невежественных чиновников талантливые произведения искусства.
К сожалению, очень большому сожалению, немало произведений монументально-декоративного искусства, одобренных художественными советами, нередко исчезают после первого же ремонта по вине хозяйственных руководителей, невежественных и далеко некультурных.
Но если вышеописанный случай можно считать все же частным, то гораздо страшнее суждения об искусстве, от которых несет душком товарной оценки, выдаваемые за высококомпетентные, к тому же растиражированные в печати. Искусство не терпит догм, как бы ни были они «освящены» традицией, иначе искусствовед неминуемо превращается в ретрограда, слепого и глухого к любой новизне. Искусствовед уже по определению должен обладать проницательностью, зорким взглядом, открытостью ко всему новому, без которого невозможно глубокое понимание искусства. Настоящий искусствовед — такой же творец, как и сам художник, и высочайшая конечная цель каждого из них — служить своему народу.