В одиночестве.
Бывают времена, когда что-то, касающееся тебя, можно прожить только в одиночестве. Даже если рядом есть близкие, ты остаешься один на один со своей изменившейся жизнью и изменившимся телом. Оно однажды предало тебя, а потом передумало и осталось жить. Или ты передумала уходить отсюда и вынудила тело остаться. Оно в длинных, незнакомых шрамах, с которыми рано или поздно ты смиришься. Только когда наступит это рано или поздно? И где взять силы после операций и химий начинать другую жизнь? Искать, за что зацепиться, чтобы удержаться на плаву. Найти людей, которым понятно и знакомо то, что с тобой случилось.
В это же невозможно войти другому человеку! Он живет свою жизнь. Ты — свою. Маленькой, одинокой девочкой, забившейся в дальний угол своей души. Или мужественной, собранной женщиной, принявшей новое тело и изменившуюся жизнь.
Обе они отчаянно нуждаются в волшебном клубке, который поведет за собой подальше от боли произошедшего. И тогда одна выпрямит спину и выйдет из темного угла, а вторая отпустит тугие спирали мучительной собранности и заплачет, оставляя в прошлом то, что уже не изменить.
Когда совсем-совсем плохо, и выбора нет, можно вылить на гладкий стол немного воды и рисовать в маленькой лужице странные узоры. Вода холодит пальцы, отступает и смыкается снова, ты размазываешь воду кончиками пальцев, разум успокаивается, и тяжесть уходит.
ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ НИКТО НЕ МЕШАЛ, НЕ ЛЕЗ С СОВЕТАМИ, КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ, И НЕ ИСТОЧАЛ ПОЗИТИВ
Еще лучше взять песок, он шепотом течет между пальцами тонкими мягкими струйками. Когда он весь вытечет, можно разровнять песчаный холмик на столе и рисовать все, что приходит в голову. Песок не отступит и не сомкнется как вода. Ты разравниваешь его ладонью прежде, чем начать новый рисунок. Только нельзя плакать — если слеза капнет, маленькую темную кучку песка нужно будет убирать, она больше не будет шептать под пальцами.
Или плакать можно? Если плакать над рассыпанным по столу песком, он покроется неправильными темными горошинами. Главное, чтобы никто не мешал, не лез с советами, как жить дальше, и не источал позитив. Уберите людей, отпустите меня лежать лицом к стене или разглядывать темные неровные горошины.
А еще можно нарисовать то, что творится внутри тебя. Темными, мрачными красками. И еще раз, и еще. И разговаривать с тем, что нарисовала. То, что проступает под кистью и карандашом — это тоже ты. Раз за разом на лист будут ложиться грязные тона и рваные линии. Раз за разом ты будешь узнавать о себе что-то, чего не знала раньше, и плакать, и удивляться, и раздражаться, и рвать бумагу, и начинать заново. Плакать — это хорошо, хуже не плакать. Потом краски изменятся, посветлеют. Потом поменяются линии. А может быть, сначала изменятся линии. На листах бумаги начнут проступать смутные образы новых жизней. И маленькая девочка, забившаяся в темный угол души, и мужественная, собранная женщина найдут сочные, яркие краски.
Новая жизнь есть всегда. Даже если совсем темно, одинокая, леденящая полярная ночь горя и безвозвратных потерь заканчивается. Рано или поздно. Лучше рано. Нужно только в полную силу рисовать.
РАЗ ЗА РАЗОМ ТЫ БУДЕШЬ УЗНАВАТЬ О СЕБЕ ЧТО-ТО, ЧЕГО НЕ ЗНАЛА РАНЬШЕ
Неврологи утверждают, что рисование, лепка и прочая мелкая моторика пальцев противостоят лимфедеме, главному осложнению, которое бывает после операции на молочной железе. У рисующих и вышивающих женщин не отнимается рука с той стороны, где ампутирована грудь, а творческая энергия становится надежной опорой, дающей силы в трудные моменты.