Когда твой мир начинает раскачиваться, ты автоматически перебираешься на самую устойчивую его территорию…
Так защищается психика.
Она анестезирует твою боль, твой шок, твой стресс теми вещами, которые ты лучше всего умеешь делать, и которые становятся той спасительной шлюпкой, на которой ты попадаешь в нейтральные воды временной невосприимчивости к происходящему.
Помню бабушку с её огромными лоскутными одеялами… она шила их целыми днями и ночами, превращаясь в молчащего робота, методично извлекающего из старой наволочки разноцветные обрезки.
Это означало, что всё плохо…
Мой друг Лёшка бежал, как Форест Гамп, в любую погоду, наматывая километры своего отчаяния…
Майя, нежный цветок колдовского Питера… Когда я заставала её рисующей на полу, с бомбёжкой на голове, я понимала, что у неё так же, как у бабушки…
Когда не стало моей сестры, я положила трубку, сняла с полки книгу и читала её, не вставая, до следующего утра.
Не знаю, о чём она была. Но знаю, что она меня укрыла.
Один мой пациент как-то признался, что все свои потрясения пережил в гараже, разбирая инструменты и слесаря на маленьком станке.
Стас… в обострения своего расстройства, в котором бессильной становится даже самая тяжёлая фармакология, он волонтёрит сиделкой у лежачих, перекрывая чужое бессилие своим состраданием, и тем самым уходя от страдания личного.
Что ты любишь? что можешь? во что имеешь возможность спрятаться?
Ремесло, творчество, работа, люди?
Думай об этом сейчас.
Вкладывайся в это до того, как мир покачнётся… а он покачнётся, к сожалению, потому что не качающихся никогда миров не существует…
Все качаются, и ни один не оповещает заранее.
И поэтому так важно иметь тот обихоженный островок, на который ты шагнёшь в тот момент, когда помощь ещё в пути, да и вообще не понятно, будет ли…
Всё проходит.
Но ни одни слова не раздражают больше этих в тот момент, когда это идёт, друзья мои… наверное, каждый знает, о чём я…
Пусть у каждого будет куда шагнуть… чтобы просто выжить сначала, а потом уже врачевать свои горькие раны.
Пусть будет.