Василиса. Сказка.
— Что делать, говоришь? — Баба-Яга помяла сухими губами, почесала потемневшим ногтем шрамик на левой брови, — А чего думать? Бери и не думай. Хорошаааа… Ммммм… Хорошааа!
— Ты, бабушка, может расскажешь про нее?
— Расскажу, — старуха заложила руки за голову, с удовольствием потянула спину и мечтательно уставилась в потолок. Визитер покорно притих.
— Если бы кто раньше попросил меня про такую рассказать… Что бы я ему тогда сказала? — бабка прислонила седую макушку к смолистому срубу, — Я бы ему тогда сказала, бери. Бери, не ошибешься. Нечастая это женщина. Нечастая…, — старуха опять пожевала сморщенными в куриную гузку губами, сверкнула в улыбке неожиданно крепкими белыми зубами и продолжила:
— Женщины, несущие в мир жизнь, свет и любовь редки. Ой, редки… Те, что приносят с собой и радость, редки вдвойне. Тебе с ней будет хорошо. Ты для нее захочешь быть лучше, чем есть, Вань. Она все твои дары примет с достоинством и благодарностью. Ты захочешь ее любить, быть рядом с ней, видеть гордость за тебя в ее глазах.
Визитер довольно хмыхнул, Баба-Яга продолжила:
— Она творит мужчин. Она сила и мудрость. Пройдет рядом с тобой все, что тебе назначила жизнь или что сам выбрал. Бери ее, Вань. Не думай, бери. Такие появляются редко. В жизнь мужчины такие приходят…, — старуха подумала и со вздохом договорила, — Может быть, и никогда не приходят. Тут как повезет. Бери ее. Она — источник твоей силы и бесстрашия менять мир. Бери и береги ее. То, что дает жизнь, нужно беречь.
— Как узнать-то ее?
— Как узнать? Ты уже ее узнал — не заныла бы по ней душа, не пришел бы спрашивать. Боишься не узнать…? Ну смотри.
Бабка протерла чистой тряпочкой блюдечко и лихо крутанула накусаное с правого бока яблоко.
— Хороший агрегат, интуитивно понятный.
Блюдечко подсветилось, бабка поводила пальцами по донышку, как будто смахивая изображение в сторону, по донышку заскользили одна за другой сменяющиеся картинки. Старуха придержала пальцами одну из картинок.
— Ну вот, гляди.
Гибкая женщина с бровями вразлет оступилась на обрыве и заскользила вниз, разрывая шитое бисером изумрудное платье. Схватилась за ветку, поднимаясь, упругая ветка вдруг вырвалась из рук и хлестанула по лицу, рассекая левую бровь.
— Ох ты! — дуэтом вскрикнули оба.
— Ну вот, теперь и меченая, — удивленно протянула старуха.
— Так я ее знаю! Василиса это. Премудрая.
— Я ж говорила, знаешь.
— Яга. Мне ее не потянуть. Не удержу. Куда мне.
— И не пытайся удержать. Оставь ей волю — будет с тобой. Попытаешься удержать, как зверя в капкане, отгрызет лапу и уйдет.
Василиса на донышке выпрямилась в рост, смахнула с платья прилипшую сухую землю. С рассеченной брови на платье капала кровь.
— Ты меня слушай, слушай, раз пришел, — бабка залюбовалась женщиной, — Легкая, светлая. С ней тепло и радостно. Ты же хочешь быть с ней рядом. Хочешь? — старуха пронзительно глянула на мужчину.
— Хочу.
Яга подняла вверх бровь, украшенную шрамом:
— Ну-ка в глаза мне смотри.
Иван бросил на нее короткий взгляд и уставился на кота.
— Ссышь?! — полуудивлённо-полуутвердительно воскликнула Яга.
— Ссу! — сознался визитер.
— И чего ссышь?
— Ну, куда мне… Она премудрая. Красивая. Вокруг нее наверное стаями вьются. Царства предлагают.
— Ох и правильная у тебя фамилия! Дурак ты и есть дурак.
Визитер взвился с лавки.
— Остынь. Остынь я сказала! Кота мне не пугай, он всю ночь в подполе мышей гонял, спит.
— Чё к фамилии цепляешься?
Яга пропустила вопрос мимо ушей.
— А не дурак что ли? Мозги включи — ты один что ли ссышь? Пусто вокруг неё. Все ссут, потому и пусто. Ходят вокруг, да облизываются издалека. Одни дураки и лезут, — старуха поперхнулась, смутилась и осторожно покосилась на Ивана. Тот, глядя в пол, задумчиво молчал. Яга, выдохнула, приосанилась и продолжила:
— Она же Премудрая, — бабка передразнила интонации гостя, — Премудрая! Она тебя видит лучше, чем ты сам. Примет любым и потребует от тебя, чтобы стал лучшим, чем ты есть. Придешь к Маре, — тут бабка суетливо поплевала через левое плечо и постучала узловатыми пальцами по смолистому срубу, — не к ночи она будь помянута со своей Навью! Она тебе после смерти твоей покажет, каким ты мог быть. Вот тогда будешь всю смерть горевать — мог бы, да зассал, прожил обычную жизнь. Эта тебе не даст прожить обычную жизнь. С ней будешь лучше, чем тебе жизнь отвесила. Таким будешь, что не стыдно к Маре на тот свет идти. Не бойся. Рискуй. Оставь ее у себя. Расстели ей постель. Положи ей под ноги свою жизнь. Принеси ей тюльпаны. Хотя где их тут взять? Ну хоть ромашек в лесу надери. Проживи с ней ту жизнь, которую хочешь и боишься жить.
Яга сокрушенно вздохнула и покачала головой:
— Не того боишься… Не того… Страшись взять не достойную тебя. Станешь как она. Не бери не равное себе. Не бери. Не понимаешь этот зов, боишься его. Зря… Не бойся. Что через нее получишь, стоит того, чтобы шагнуть сквозь страх.
Яга снова потянулась и мечтательно забросила руки за голову:
— Бери ее милый! Не думай. Не бойся. Бери. Бери, чтобы она была счастлива рядом с тобой. Шкуру лягушачью только в печь не кидай. Подожди. Не суетись со шкурой — потеряешь Василису.
— Яга, так Кощей…
Бабка от возмущения перешла на суржик:
— Тю! Так шо тебе тот Кащей?!
Иван, услышав суржик, вытаращился на Ягу:
— А ты родом-то откуда?
— Твое какое дело? Лингвист я. Диалекты учила. В экспедициях была. Чё Кащей?! Берешь у него яйцо…
Иван вытаращил глаза.
— Утиное! Утиное яйцо! Чё ты на меня глаза-то вылупил?! Так он тебе доступ к телу и предоставил! Там игла. Да в яйце, говорю, игла! В утином, дурак! Иглу пополам и нет Кащеюшки… Ни Кащеюшки, ни разговоров про искусственный интеллект… Ну, чего еще спросишь?
— А вот Настенька?
— А что Настенька? Настеньке ты спаситель и благодетель. От мачехи заберешь, приоденешь-приобуешь. Будет тебе всю жизнь в рот заглядывать. Ничего не потребует. Фамилию твою возьмет. Так и будешь с ней жить… Нетребовательно, — старуха пришлепнула последнее слово и глянула на Ивана, — Слушай, иди уже… Достал. Про всю деревню спрашивать собрался? Иди, иди…
Яга захлопнула за гостем дверь и пошла крутить пальцем по донышку. В череде мелькающих картинок мелькнуло лицо с точеным чеканным профилем. Старуха отмотала картинки назад.
— Ну, привет. Ты там как?
— Жду, что скажешь, мудрая.
Яга залюбовалась высокими скулами и четко очерченным ртом:
— Хорош, мерзавец! Сколько лет на тебя смотрю, а все любуюсь. Ничего тебя не берет.
Длинные породистые пальцы нырнули в седину на виске:
— Да брось. Виски вон седые.
— У тебя виски. А я старуха.
— Так что скажешь, мудрая?
— Живи пока. Поговорим еще об искусственном интеллекте. Лет сто поговорим…
— Значит, не придёт, говоришь… Что так?
— А ты чего за мной не пришел? Тоже ведь зассал, да? — Яга провела пальцем по шрамику на брови, — Представляешь, она себе сегодня бровь поранила. Я, когда сюда пришла. Когда она меня встречала. У той Яги, что меня встречала… У неё тоже шрамик был. Только с другой стороны… Кот-то тот, первый, чёрный который… Её был кот. От неё остался.
У Яги горестно скривился рот. Она помолчала и подняла на Кащея яркие синие глаза, полные слез.
— Может скажешь, чего не пришел? Сколько лет прошло, чего уж теперь.
— Вась, ну что я тебе скажу??? Ну ты ж была… Ты ж такая была! Вокруг тебя весь мир светился! А я что? Все как-то наперекосяк. Царства нет… С чем идти то было?
— Ну, зато теперь и царство… И злато… И яйцо… И жить достало, и умереть никак… Дурак ты, Кащей. Я все-все про твое будущее знала. Все-все… Если б ты его видеть мог, ты бы пришел. А фамилия какая была?! Бессмертный… Я бы из-за одной фамилии за тобой ушла. Умерли бы вместе. Я бы зеркала не перебила.
— Вась… Ну, чего уж теперь? Дурак был. Бессмертный дурак… Откуда знаешь, что еще сто лет?
— Откуда, откуда? Знаю и все. Не хочу сегодня разговаривать, — Яга резко свернула картинку на донышке и открыла другую. Ее визитер стучался в Настенькину дверь.
— Ох, и дурак ты, Дурак. Не решился… Будешь теперь перед Марой глаза опускать. Придешь лет через пятнадцать ныть «жить так больше не могу», «с Настькой даже спать скучно». Старуха положила нагрызанное яблоко на блюдечко и повернулась к коту.
— И ты уже старый. Умрешь скоро. А мне опять жить… Опять придется за котенком в деревню тащиться. А меня уже там никто и не помнит. Никто не помнит… Как войду, детей по дворам прятать. Баба-Яга! Баба-Яга! Должность у меня такая… А звали Василисой. Только не помнит уже никто. Некому помнить… Некому!