..
Сегодня родились Станислав Ежи Лец, Фазиль Искандер и М. Жванецкий.
Мёдом, что ли, было намазано в этом месте календаря?
Надо бы назначить 6 марта Международным днем иронии, главное только — не отмечать это дело чересчур серьезно…

Буду сегодня выкладывать свои старые эссе, посвященные корифеям. Первое — по старшинству — про Леца…

СТАНИСЛАВ ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ

Двадцатый век от души потрудился над его биографией.
Сын австрийского дворянина и польской еврейки, выпускник евангелической школы и автор литературного кабаре, член Союза советских писателей в аннексированном Львове, заключенный фашистского концлагеря в Тернополе, подпольщик в оккупированной немцами Варшаве, пресс-атташе посольства в Вене, диссидент в «советской» Польше…

А еще была репатриация в Израиль — и возвращение с шестилетним сыном на свою «неисторическую» родину, за свободу которой он, боец Армии людовой и майор Войска Польского, воевал с фашистами…
В сущности, войне за свободу и была посвящена вся его жизнь. За свободу Польши — и человека. «Непричесанные мысли», вышедшие в 1957 году, сделали Леца классиком мировой афористики и предтечей освобождения не только у себя на родине. Появившаяся в СССР в начале 1970-х, эта книга стала глотком свежего воздуха и немедленно разошлась на цитаты…
«Неграмотные вынуждены диктовать».
«Из нолей легко сделать цепь»…
«Мысли» Леца ходили в самиздате, их перепечатывали и переписывали от руки, иногда безымянно, в виде фольклора: высшее признание для автора!
В его афоризмах мощно детонирует метафора, их поэтичность соперничает с глубиной, а в невинной облатке банальности спрятан целебный яд иронии. Мысль успевает перевернуться на лету лентой Мебиуса и входит в голову читателя парадоксальной стороной.
«Следует ли записывать утрату иллюзий в графу «приход»?" - и стоишь, открыв рот, улыбаясь счастливой растерянной улыбкой: как он это делает?

И все-таки главный секрет Леца — не в писательской технике, а прежде всего в таланте свободы. Той самой, которую «нельзя симулировать». Лец отказывается идти вслепую за каким бы то ни было учением, он все время пробует на зуб то, что другим кажется аксиомой. Он вызывающе бесстрашен в поиске истины. Истины, чаще всего, конечно, горькой…

Лец убил фашиста, который вел его на расстрел — лопатой, которой копал себе могилу, — так что вопросы жизни и смерти не были для него теорией. Он знал цену этим материям. Автор незатейливых стишков, «фрашек», молодой социалист, приветствовавший приход Сталина, Лец дорого заплатил за свой поздний писательский и человеческий взлет…

«Роды — болезненный процесс, особенно если человек рождает себя сам, да еще в зрелые годы». Можно не сомневаться в автобиографичности этой фразы.
Пушкинское «самостоянье человека», его достоинство стало для Леца мерилом всех учений, а уж сам он прошёл чуть ли не через все, какие были на его веку! Прошёл — и остался поэтом, приверженцем гуманизма, освистанного и затоптанного в двадцатом столетии (как и во всяком другом).

Любая толпа была для автора «Непричесанных мыслей» заведомым поводом для презрения, отдельный человек — шансом на торжество добра.
Начинавший с изучения евангелистов, зрелый Лец скептически смотрел на религию, но желчь его иронии восходит прямиком к декану Свифту, а это, согласитесь, вера совсем иного рода.
Вера — в человеческий разум.
Наивная? Да, как всякая вера. Но — единственная в своем роде.
Пессимисты обычно брезгливы и расслаблены: если весь мир — дерьмо, что толку дергаться? Ярость и сострадание — свойства бодрой души: «само занятие сатирой выдает в человеке оптимиста».

Автор печальных диагнозов человечеству, Станислав Ежи Лец не отчаивался и, следуя заветам древних, «делал, что должно». В его афоризмах обитают тираны и трусы, карлики и людоеды, но именно он сформулировал навсегда:
«У человека нет выбора: он должен быть человеком». ©