— Послушайте, Моисей. Вы знаете, как люди вас уважают, вы сказали идти, мы подорвались и пошли, не спрашивая, куда и зачем. Мы уже год бредём за вами по этой пустыне, которой нет ни конца, ни края. Но сегодня мы просим день отдыха.
— Сегодня какой-то особенный день?
— Конечно, сегодня же 23 адара — День египетской армии. Среди нас много служивших. Это важный для нас день. Мы хотим его отпраздновать.
— Но это же армия фараона! Жестокая, бесчеловечная армия. Над вами же там издевались, вас же унижали, били. Что вы собрались праздновать?
— Не обобщайте, Моисей. Вы же сами не служили, верно? Вы же больше по административно-хозяйственной части? А я 2 года отслужил. И не лишь бы где, а в ограниченном контингенте египетских войск в Нубии. И я вам скажу, что армия — это хорошая школа жизни, и я горжусь, что я прошёл эту школу. Так что, Моисей, объявляйте привал. Народ хочет праздника. А если вы не разрешите праздник, народ может взбунтоваться. И не дай вам ваш Бог, про которого вы нам всё время толкуете, увидеть еврейский бунт, осмысленный, но беспощадный.
— Хорошо, мне надо посоветоваться с братом.
— Аарон, народ хочет отдохнуть. Они просят разрешить им отпраздновать День египетской армии. Что делать?
— Надо разрешить. Рабы любят праздники. А ностальгия — лучший праздник для раба.
— Ладно, пусть празднуют. Им ещё 39 лет идти. Мы же с тобой знаем, что никто из них не дойдет до Земли Обетованной, потому что: «Нет рабам рая».
И был праздник!
Люди поставили праздничные палатки, украсили их египетскими флагами, портретами фараонов и фигурками языческих божков. По всему лагерю звучала египетская музыка.
Сидя вокруг праздничных костров, выпивая самогон, приготовленный из колючек, и закусывая жареной манной, люди вспоминали, как хорошо жилось в Египте.
— Не нужно плевать в своё прошлое. Египет — великая страна, и там было очень много хорошего: бесплатное образование, бесплатная медицина. Отношения между людьми были открытые, бескорыстные.
— Была уверенность в завтрашнем дне: если ты работаешь на пирамидах, то можешь быть уверен, что тебя в ближайшие 300 лет никто не уволит. И пирамиды не продадут богатым американцам. «Америки тогда ещё не было», — раздался голос сверху. «Ну, значит, никому не продадут».
— А еда какая вкусная была! А пиво ячменное! Нам же этот религиозный фанатик не разрешил пиво с собой взять. «Квасное», — говорит. Вот теперь пьём эту бурду полынную.
— А девушки какие были! У меня бы подруга-египтяночка. Вылитая Нефертити. Так он же и девушек нормальных не разрешил с собой взять. Бежали с тем, что дома было. Вот теперь торчим в этой пустыне — без пива, без хлеба, без баб.
— А я от простого каменотёса дослужился до заместителя начальника треста ПирамидМонтажСпецстрой. Я во дворце главного звездочета ногой двери открывал. Меня однажды сам верховный жрец на рыбалку пригласил. У него был охотничий домик на Верхнем Ниле… Как мы там отдохнули…
— И никто евреев не преследовал. Пока этот безумец не разорался: «Отпусти», — дескать, — «народ мой», — толковые и не ленивые нормально жили. Хижины у всех свои были, никто не голодал и срам чем прикрыть было. И праздники еврейские праздновали: Песах, Хануку, Пурим. «Хорош выдумывать», — раздался раздражённый голос сверху, -«песах у вас сейчас. Пурим я придумал через 500 лет, а Хануку через 1000».
«Эй вы там, наверху, не мешайте вспоминать. Вы что-то там диктуете своему другу Моисею, вот и диктуйте, а мы лучше знаем, что мы праздновали».
— А к нам на строительство канала однажды приехал любимый певец фараона Иосиф Бен-Давид. Какой он дал концерт! Часов 6 пел. И все слушали, как заворожённые: и нубийцы, и хетты, и шарданы. И для каждого народа у него была песня на его родном языке. И все мы, рабы из разных стран, чувствовали себя одной большой дружной семьей.
Иосиф, кстати, никогда не скрывал своего еврейского происхождения. В 9-м отделении концерта спел несколько песен на идиш. «Не было тогда идиш!» — взмолился голос сверху. «Может и не было, но мы пели. И вообще с ностальгией не спорят».
— Идн, запевай.
И от «Голубых огоньков» костров понеслось в чёрное синайское небо:
«И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди,
Осирис такой молодой,
И юный Рамсес впереди».