Пока есть жизнь, смерти нет — есть лишь некое подобие смерти.

Мартин Джордж первым из постмодернистких писателей стал повально убивать им придуманных персонажей, отчаянно убивать, возрождая все новых и новых, чтобы, в конце концов, и их всех убить — лыко и мочало, начинай сначала. Видать, в этом есть некий смысл? Но было бы жизнеутверждающе то, если одна смерть персонажа, порождала бы жизнь трем новым. И еще, разве есть смерть литературных персонажей в литературном произведении, где можно опять проследить их генезис? Думаю, и смерть и жизнь героя в рассказе, это — фигура речи. Если произведение читают, то персонажи живут!
Персонажи погибают, но не герои!

Жизнь — это антипод смерти, а значит, если ты ищешь смысл жизни, то должен прийти лишь к одному единственному: смысл жизни — в бессмертии. Вот, почему жизнь устроена так, что мы наблюдаем вечный кругооборот: зима сменяется весной, весна — летом, лето — осенью и так до бесконечности; так и ты, человечище, проживаешь свою весну, лето, осень и зиму, а далее повторяясь в своих потомках — как раз то, что понял в конце своих приключений Одиссей.
Жизнь сильна в своем бессмертии, а если и есть смерть, то она лишь некая условность или отправная точка, сигнализирующая новое начало, ибо с твоим уходом из жизни, человечище, придут три новые жизни — и не важно где, кто, зачем, важно то, что с твоим уходом жизнь не кончается. Ну, а чтобы осознать эту мысль и, тем более, ее принять, надо стать менее эгоистичным, в конце концов, избавиться от состояния солипсизма.