Когда надо Шопеном расцветить чей-нибудь последний путь, в военном оркестре говорят: «Играть жмура».
Если оркестр окружной, в нём сверхсрочники, в основном. Призывников назначают только на всякие позорные инструменты — тарелки и барабан, который с колотушкой. Барабанщика, причём, выбирают маленького, чтоб издалека со своим агрегатом он был похож на цирковую акробатку, беременную слоном. Так велит суровый армейский юмор.
В нашем оркестре был ещё третий срочник, играл на секунде — здоровенная труба, одевается на человека сверху. Её партию в печатном виде не пересказать — «пук-пук» сиплым баритоном.
Был май. Птицы грохотали позднего Бетховена, трепетные вербы тянули к солнцу зелёные ладошки и не обмыть такую даль и синь казалось преступлением. И вроде не с чего, обычный красный вермут, и музыканты все опытные — но все полегли. Как дети, ей-богу. Даже самогон, вареный на стиральном порошке не давал такого эффекта.
Начало церемонии ещё отстояли, шалашиком. А как процессия поехала, оркестр стал падать. Путь за катафалком оказался отмечен трубами, фаготами и телами горестных оркестрантов, будто огромный мальчик-с-пальчик помечал дорогу назад разноцветными солдатиками.
Дольше прочих держался кларнет. Падая, он удачно зацепился инструментом за хлястик барабанщика и так доехал почти до нужной могилы. Рухнул, не дойдя каких-то ста метров.
Трубач потом рассказывал как остановился продуть мундштук, и тут на него прыгнуло дерево из кустов и закрыло собой белый свет.
Сильной личностью оказался валторнист. Он маршировал со всеми по дороге, всё было хорошо, но вдруг обнаружил себя посреди природы, в зелёных праздничных кустах. Где-то за ветвями отдувались и падали друзья, а тут сгрудились трепетные вербы и ещё птицы, и Бетховен. Пробиться к товарищам надежды не было. Валторнист лёг в укрытие и стал исполнять военный долг лёжа.
— Как красиво играет в лесу валторна — сказал чуткий к прекрасному барабанщик.
Звук военного оркестра, поначалу сочный и породистый, мутировал в еврейскую свадьбу с солирующей ритм-секцией — срочникам не наливали, соответственно, до кладбища доползли только трезвые тарелки, барабан и секунда, которая «пук-пук».
После всех слов, после прощального салюта им предстояло играть Гимн. Втроём.
Тыща офицеров в праздничном убранстве взяли под козырёк, командующий сделал патриотическое лицо, остальные зажмурились.
— Бдых! — сказал барабан.
— Апчхи! — удивились тарелки.
— Пук-пук — застеснялась секунда.
Потом ещё играли торжественный марш, что после Гимна совсем не сложно оказалось.
Это я не предлагаю напиться или там 23-го февраля замутить, просто весны, весны охота.