— Васька! Чё ты там копаешься, как жук? Копается он! Легче смерти дождаться, чем тебя — ворчал Тихон, Васькин отец.
— Бать, чуть что, так ты сразу смерть вспоминаешь. Будто, кроме неё и других слов-то нет.
— Ты не рассуждай, а, давай, пошевеливайся. Языком мы все работать мастера. Вчерась еще попросил снег расчистить, а тебе, что о стенку горох. Теперь лазай по пояс в снегу.
И, повернув голову в сторону, с теплом в голосе произнёс:
— Потерпи, милая! Потерпи! Всё будет хорошо!
— Ой, ли?! — вымученно прошептала Наталья.
— Не ты первая, не ты последняя — успокаивал Тихон, подтыкая полы зипуна под ноги жене, еле-еле вскарабкавшейся в сани.
— Можно ехать — крикнул Васька, беря вожжи в руки.
— С Богом! — прошептала Наталья, перекрестясь.

Тихон давно остался вдовцом. Жена, мать Васьки, умерла при родах. Не разрешали ей рожать. Возраст уже не тот, но детей у них не было долго и, поэтому, беременность приняли как Господнюю награду. Но, дав одному человеку жизнь, Наверху, видимо, решили забрать другую.
Тихон, сам росший сызмальства без материнской ласки, жениться не торопился, боясь, как бы не обидели долгожданное чадо, а потом решил, что уж и не к чему. Годы берут своё, да, и времени-то не было женихаться. Всю любовь и тепло Тихон вложил в сына, который рос серьёзным не по годам, хотя и с ленцой, впрочем, как и все дети.

Так они и жили, пока в их деревне не появились новые жители. Кто-то говорил, что они приехали из города, скрываясь от долгов, кто-то судачил, что не по климату было на старом месте. В общем, слухи ходили всякие. Только некоторое время спустя, мать Натальи умерла, а папаши и след простыл. Исчез, как в воду канул. Подросшая девушка устроилась работать на ферму. Живя на отшибе, она практически ни с кем не общалась. Да и с кем ей было общаться, если в деревне остались одни старики, которые «вместе с курами спать ложились».

Как-то бригадир послал Наталью вместе с Тихоном, который работал на тракторе при ферме, за сеном на дальний «пикет». Слово за словом, молчун Тихон разговорился с девушкой, которая оказалась, на редкость, умненькой и общительной. Потом он приходил несколько раз помочь Наталье то забор подправить, то дров наколоть, то погреб подсыпать и, незаметно для всех, Наталья переселилась в дом к Тихону.
Васька, конечно, принял новую жиличку в штыки. Еще бы! «Она ему, чуть ли не ровесница, а в мамаши целит» — размышлял он.

Наталья в «мамаши» не целила, а перво-наперво, что сделала, придя в дом — это вынесла весь хлам, достала из сундука, годами пылившиеся тюлевые занавески, вымыла окна, отдраила пол до желтизны, что он стал походить на «яичко к Христову дню» и застелила всюду новенькие самотканые половички. Холостяцкое мужское прибежище приобрело вид жилого помещения.
Спала Наталья на полатях подле печи. Так было удобнее: вставала она утром раньше всех и, чтобы не будить никого, уходила на утреннюю дойку.

Было начало апреля, когда Наталья, идя с фермы, решила сократить путь до дому и свернула к реке. То ли от теплой погоды, установившейся на неделе, то ли от постоянных рыбаков, насверливших лунок по всей реке, лед стал хрупким и она, совсем немного не дойдя до берега, провалилась в студеную воду. Благо, что следом за ней шла соседка, которая, матерясь и чертыхаясь, помогла окоченевшей Наталье, кое-как выбраться. Естественно, на следующий день Наталья уже лежала в полубреду и с высоченной температурой. Её колотило так, что зуб на зуб не попадал. Ни мёд, ни малина, ни какие отвары и травы не помогали ей согреться.
И тогда Тихон решил испробовать старый дедовский метод. Когда температуру удалось немного сбить, он затащил, упирающуюся Наталью в сухую «парилку» в бане и хорошенько прогрел. К вечеру, пропотев, ей стало немного легче.

— Тихон, где Вы? — тихо позвала она среди ночи.
— Туточки я, милая!
— Дайте водички.
Тихон встал, налил из чугунка теплой воды и поднес Наталье.
— Что-то опять меня трясет — сказала она, подавая кружку Тихону.
— Сейчас всё исправим — проговорил тот, снимая с себя рубаху и прикладываясь рядом. — Так теплее, голубушка моя?
— Жарче!

— Эй, мужики! Заснули? — крикнула, запахивающая тулуп медичка, выходя их дверей сельской больнички. — Мальца будете глядеть, а то передумаю.
— Уже? — вытирая лоб, побормотал Тихон
— Итить вашу мать, долго ли, умеючи. Айда.
— Васька, ты идешь?
— А то!
— Господи! Тулупы-то скиньте, не на конюшню ж пришли, а в медучреждение — вздохнула старая акушерка. — На-те, глядите! Богатырь! Вылитый Васька!
— Во! Бать! А подправь я вчера подпругу, так бы и не увидели первые братца — довольно растянул губы в улыбке Васька. Не всегда я, значит, на вред тебе делаю.
— Сегодня тебя пронесло. Говори спасибо случаю.
— Как там мамка? — повернулся он к медичке.
— Мамку вашу, хоть в космос! Молодчинка она у вас! Денька через четыре заберете.

По тому, как горланил песни в санях молчун Тихон, в деревне поняли, что теперь и в его доме поселилось счастье.