Была сегодня в гостях у подруги. А у той — сын, десяти лет.
Ну, я, как водится, по дороге зашла в магазин, чтоб не с пустыми руками-то в гости идти, звоню оттуда подруге, спрашиваю: что Никите купить? А то знаете, небось, какие нынче родители выросли из поколения восьмидесятых: сами-то они в девяностые обожрались всякими сникерсами-баунтями-Кокаколами до жопного слипания, а детям своим этой всей гадости ни-ни!
От сникерсов кариес, от баунтей аллергия на кокос, от Кокаколы язва желудка, а жвачка в брекетах застревает. Поэтому вот тебе, дитя моё, мюсли, а вот органический веганский мармелад без сахара — они намного вкуснее и полезнее всей этой вашей химии. Мы-то знаем, мы-то той химии два вагона в детстве вточили — вот поэтому-то у папы к тридцати пяти все зубы и волосы выпали, а у меня вон какие морщины появились! А всё потому, что у нас тогда ещё интернетов не было, и неоткуда нам было узнать про ГМО, консерванты, красители Е124, и прочий ужас. Вот и ели что попало: и сникерсы с консервантами, и печенье с глютенами, и Юпи с Зуко прям из пакетиков хуярили!
Чудом выжили.
А своим детям, конечно же, мы такой страшной участи не хотим и не позволим.
Ну, в вопросы воспитания детей я сроду не лезла — сама не перевариваю непрошенных Макаренко, поэтому просто всегда заранее спрашиваю у людей: что купить из вкусного вашим детям — а потом иду и покупаю, что бы это ни было. Хоть бы даже и органический веганский мармелад, простигосподи.
Ну и сегодня тоже спросила: что купить Никитке?
И подруга такая: Щас, подожди, я у него спрошу. — Никииииит, ты чонить вкусного хочешь? Только быстрее соображай, и особо не борзей. Чего? Каких? А, поняла.
И снова уже мне: — Купи ему семечки от Мартина. Только не в пакете, а в стаканчике, которые уже чищенные.
Не вопрос, купила я эти семечки, прихожу с ними в гости, отдаю их Никите и говорю: Эх, молодёжь… С одной стороны — я вам страшно завидую: вы живёте в сбывшейся мечте Вовки из тридевятого царства — практически ничего не надо добывать и делать самому. Даже семечки грызть — и то не нужно: пошёл в магазин, да купил там уже чищенные.
А с другой стороны…
Вам никогда не понять вот этого кайфа: когда ты спёр на колхозном поле здоровенный подсолнух, размером с таз, удачно избежал заряда соли в жопу, из дробовика колхозного сторожа, а потом вы сидите вечером с друзьями на заборе, разломав этот подсолнух на пять частей, грызёте сладкие мягкие семечки, и впятером мечтаете о велосипеде Десна…
Или вот купить стакан семечек у бабушки возле железнодорожной станции…
Раньше-то жареные семечки в магазинах не продавались, их надо было у семечных бабушек покупать.
И вот ты сначала пройдёшься вдоль всего ряда этих бабушек, у каждой попробуешь семечки из их больших мешков, потом выберешь у кого самые вкусные — и тогда уже бабушка возьмёт газетный лист, ловко свернёт из него кулёк, и насыпет тебе в него стакан своих вкусных семечек…
Блин, аж слеза навернулась.
А ещё знаешь, как было круто: поехать зимой с родителями на Рижский рынок, протаскаться там с ними два часа между прилавков с безглазыми свиными головами и вкусно пахнущей маринованной черемшой, и вот в конце этого скучного и неинтересного похода — мама всегда покупала целый килограмм сырых семечек.
А дома мы сами их жарили в духовке — так они получались вкуснее, чем если на сковородке.
И потом мы с младшей сестрой целый вечер грызли их, аж до типунов на языке: старались нагрызть целый стакан чищенных семечек, чтоб потом кааааак съесть их сразу одним махом!
Часа по три грызли без продыху, как белки. И всё ради того, что сейчас можно купить в любом магазиине, за три копейки.
Вроде бы, это и клёво, а вроде бы и нет.
Вроде, вкусно, конечно, но вот такого кайфа, как от тех семечек, которые ты сам нагрызал три часа — уже нет и не будет.
И Никита так смотрит на меня с недоумением и ужасом, и спрашивает: Эээээ… То есть, когда вы были маленькой — охранникам что, разрешалось стрелять в детей из ружья??? За сворванный подсолнух??? Их за это что, не сажали в тюрьму?
Тычо, дружок, — говорю, — да мы, если иной раз сторож и не промахивался — дома потом изо всех сил старались не спалить перед родителями свою красную жопу! А то они бы нам ещё по ней ремня добавили, если б узнали про наше воровство. В том-то и весь кайф, понимаешь? Спереть подсолнух и не попасться сторожу, или, если уж не повезло, и он тебя всё-таки подстрелил — геройски терпеть жопную боль, не реветь, не жаловаться родителям, и самостоятельно исцелять себя потом слюнями и подорожником.
И стою, сияю вся.
А Никита ещё раз сказал мне «Спасибо!», и быстро ушёл в свою комнату.
Зря.
Я как раз собиралась ему рассказать, как однажды сама, с точно таким же лицом, слушала, как мой свёкр Алексей Ананьич, прикрыв глаза и пустив слезу от счастья, вспоминал своё беззаботное счастливое детство.
«Бывало, — говорит, — у нас в деревне людей не хватало, пшеницу в поле убирать, каждые руки на счету: и вот мы, старшие мальчишки, годов по 10−11, тоже ходили помогать взрослым.
Помню, мать мне давала с собой узелок и палку — и я уходил в поле на весь день. В узелке у меня лежал обед: хлеб и молоко, а палка была нужна, чтобы от змей отбиваться. Змей в наших краях было полным-полно! Отовсюду прям на тебя прыгали, черти.
И вот, значит, наработаешься, устанешь, отойдёшь в сторонку — там сначала палкой всех змей из травы повыкидываешь подальше, а потом каааааак сядешь в травушку-то мягкую, да кааааааааааак съешь этот свой вкусный мамин хлебушек! Ммммммм…
Нет, вам этого кайфа никогда не понять!»
Так что не надо тут моим детством ужасаться — прекрасное у меня было детство: и семечки в нём были самые вкусные, и обеды с первым-вторым-третьим и компотом, и меня даже ни разу никто не посылал работать в поле, заботливо снабдив палкой для убивания гадюк!
Но вам, поколению айфонов, икс-боксов, и магазинных чищенных семечек, этого всё равно не понять.