В декабре фонари зажигают под мягкий блюз.
С головой зарываются люди в нору вещей.
Говорила старуха:
«Вот кошек я не люблю,
от них запах и шерсть, паразиты там и вообще.
В однокомнатной тесной квартирке кругом ковры.
Мне хватает того, что под ухом храпит мой дед.
Вот добро бы какая пантера, тигрица, рысь.
С ними можно в больницу, и в банк, да считай везде».

Прилетали соседки на жёрдочки во дворе:
«Всё ж ты злая, Прасковья Сергеевна, так грешно.
К животинке, Сергеевна, надо бы подобрей».
А потом разлетались по окнам смотреть кино.
«И зачем вы сюда переехали, и чего, у нас дом образцовых порядков и доброты».
Становилась старуха черней самых чёрных вод, становилась страшней самой яростной черноты.

Вслед соседкам кричала:
«С котом — это маета, это ж сколько деньжищ отвалить только на еду».
Возвращалась домой, и пыталась забыть кота.
По причине, что рыжая сволочь, нечистый дух,
не спросив разрешения, взял и решил удрать.
Насовсем, далеко-далеко, через облака.
А она ж ему лапки куриные, и в кровать, и баюкала всласть, и тетёшкала на руках.

Кот мурчал как моторчик, по полу гонял клубок.
Взял и умер, и нет его, подлого, раз и нет.
И старуха огнём выжигала в себе любовь, говоря (если очень припёрло — пустой стене):
«А ещё коты метят углы, и у них лишай.
А ещё коты лезут на стол, что совсем кошмар».
Серым валяным слоем покрылась давно душа, пылесосный мешок.
Так верней не сойти с ума.

Ведь когда обрывала старуха с души печать,
в голове начинали петь птицы и голоса.
Начинали возиться в ней мыши, и так пищать.
Преисподний покой — мертвый сад в голове, мертвый сад.
Можно дальше орать и соседкам, и слесарям,
почтальонам, кассирам, и даже коню в пальто,
что коты — это адское племя, и, кстати, зря,
не издали закон запретить, наконец, котов.

Но однажды сердечко (откуда оно взялось?) захотело испортить старухе коварный план.
И корявые ветки проткнули её насквозь,
и колючие стебли,
и не было им числа.
Подхватились, звонили, халат, валидол, медбрат.
Бабка долго валялась в больнице, вернулась. Что ж,
дед сказал — мол, гляди, я котеночка подобрал.
Извини, я не смог,
он на нашего так похож.
Промолчала старуха, расщедрилась на кивок
и на кухню отправилась, ёжась от сквозняка —
вырубать мертвый сад в голове, поджигать его.
Надо дров — вскипятить для пушистого молока.