Тебе ж объяснили, что ты далеко не Конфуций,
и должен не мыслить, а спрашивать и удивляться.
Тебя наделили набором из нескольких функций,
несложностью чувств и приёмником для стимуляций
нелепого тела с костями, желудком и кожей,
а также субстанцией с мутной секретностью тайны.
Запросы твои на меню в ресторане похожи.
Проблемы похожи на нечто опасное крайне.
В болячках твоих ковыряются злые медсёстры,
стараясь продлить примитивность назначенной роли
таблеточным сном и ножом, отсекающим остро, —
для них ты чужой, но при этом заведомо болен.
Спортсмены, потея, пинают ножищами мячик,
учёные дяди приборами тычутся в небо,
философы мир представляют намного иначе,
чем если бы кто-то задумал представить себе бы,
а тем, что вокруг, заплетает цепочки событий
огромный объём информации мелкой планеты,
где каждому первому надо отчаянно плыть и
не сразу тонуть на дистанции жизни конкретной,
а выполнить то, что обязан, успешно старея, —
какую-то волю какого-то как бы кого-то,
погибнуть зачем-то в лемурности гиперборейной,
в конце осознав себя средней руки идиотом, —
тебе же внушили, что лучше не думать об этом,
и правильно сделали, так оно вроде бы проще.
А разума сон пусть останется жить у поэта,
рождая чудовищ — нейтральных, недобрых и прочих
…