«Гриб». Он жил на холодильнике, в трехлитровой банке. Горлышко банки было затянуто несколькими слоями марли, сбоку завязанной узелком. Только это, наверное, и мешало ему вырваться на волю, чтобы поработить мир.
Временами он болел — пузырился по поверхности, темнел, и бабушка его лечила: мыла, делила, меняла пожелтевшую марлю на новенькую — белоснежную. После этого он еще некоторое время пах больницей.
Мне всегда было жутковато на него смотреть — он явно был «чужой», он не поддавался идентификации. Двоюродная сестра говорила, что он немного похож на медузу, но я не видела медуз!
Питался он чаем. Больше всего любил «спитую заварку с сахаром» — недопитый чай прямо из кружек плюхали туда… ему в аквариум.
— Девочки, не трогайте гриб, я только что его залила!
— Девочки, пейте гриб, он созрел!
… И тогда из банки, через марлю цедилась желтоватая жидкость, кисло-сладкая, чуть газированная, чем-то похожая на домашний квас. Вещь!
Вваливаешься домой: синие шерстяные рейтузы все в ледышках, тяжеленная, мокрая шуба, идиотская бело-серая шапка из кроличьего пуха с завязывающимися под подбородком «ушами», трехкилограммовые от налипшего снега варежки, часовыми гирьками висящие на резинках, стоишь в прихожей, пытаясь содрать одним движением все это обмундирование разом, и горлопанишь:
— Баааа, гриииб!
А сестра, обессилевшая в неравной схватке с шарфом, завязанным сзади под воротником, сползает на пол, и, расстегивая крючки шубы снизу вверх, чтобы обеспечить хоть какую-то циркуляцию воздуха, сидит в получившейся бурке, и хрипит:
— Душа горит!
А у вас такой был?))