«Ничего эти рукожопы делать по людски не могут!» — гневно ворчал Роман Мартыныч в три часа ночи.
— Это ж надо! Старший сынок ихний супу прямо из кастрюли похлебал, поварёшку в кастрюле оставил, крышку не закрыл, прокиснет, как дать взять.
Роман Мартыныч открыл крышку кастрюли, та неудачно, с грохотом заплясала на плите, он весь сжался и прислушался:
— Тишина, пронесло.
— Тут совсем мало осталось, — думал он, заглядывая в кастрюлю,-надобно доесть, а то ж скиснет.
Весь съесть сил не хватило, курицу только, нельзя добру пропадать, а картофель и вермишель на донышке осталась, не велика беда — решил Мартыныч и отправился в залу.
А там и того хуже, камин они вечером жгли, да пепел по всему камину, ну что за лодыри? Надо было в уголок сгрести. Пришлось в камин погрузиться, чего уж там, раз взялся за дело. Пепел ещё горячий, водицей залил, завтра поймут, что он пожароопасную ситуацию предотвратил — похвалят.
Шорох в детской комнате отвлёк Роман Мартыныча от мыслей о вечном и он бесшумно двинулся по длинному коридору в детскую. Там в полумраке ночного освещения, глядя на распластавшихся в кроватках близнецов он решил, что дел тут предостаточно.
— Ты посмотри на неё, — это он про мамашу двух белобрысых, — навалила мягких игрушек, где ж детям место для сна? — устранил не задумываясь, скинув медведей и зайцев на коврик прикроватный, — вот так-то лучше, спите милые! А жара-то, жара какая, простыни с подогревом она им подложила, да одеяла пуховые! Ужас! Вон как вспотели.
Пыхтя, стянул одеяла им в ноги, присел отдохнуть, ведь что ни говори, а непорядок устранять дело хлопотное. Мамаша их спит и в ус не дует. Все на Мартыныча надеются.
-В ёйную спальню не пойду, а то начнёт тапками спросонья кидаться, нервная она у них. Лучше к младшенькой заглянем, она весь вечер рисовала, а ещё что-то из разноцветных бусин мастерила, может опять всё на столике разбросала, пойду приберу, бессонница у меня всё равно.
— Ну вот, у малявки тоже прибрался, теперь на кухню, гляну, что она там на завтрак собралась готовить и в опочивальню, на отдых, уж рассвет скоро.
— Фу! Спаржа! Да что ж за нелюди такие! Как можно детей на завтрак спаржей кормить! Схожу, мясца достану, воробья или голубя, полезнее всякой там зелени размороженной! А уж после на покой.
Утро. Мать семейства продрав глазочки ото сна:
— Твою ж мать! Роман Мартыныч! Дрянь, вы, такая! Опять птицу дохлую в дом притащили! А суп, кто супом потчевал, кто кости по плите разбросал? Где вы? Подонок эдакий! В камин нассали, вам песочку с запахом лаванды мало что-ли? А натоптали как носорог какой, весь пепел из камина по коврам, найду, тварь вы такая, в ссылку на деревню к вашей гулящей мамочке отправлю! Это что ж творите-то?! В детской по одеялам грязными лапищами, стыд какой, стирки на целый выходной мне устроили!
— Мам! Мартыныч опять мой рисунок маслом изжевал и бусинки по комнате разбросал. Кыс-кыс, где ты Ромочка!
Роман Мартыныч сонно потягиваясь и томно оглядываясь по сторонам:
— Да здесь я! Чего горланить! Устал я, столько дел, как пчёл всю ночь трудился, можно тихо спасибо сказать, орать-то зачем! Мррррр.