Вокруг тяжелый воздух и стена
немного холоднее лба, которым
я прижимаюсь к ней. Квадрат окна
стесняется неподходящей шторы.
Воспета классиком поэзия вещей
и геометрия неубранного мира,
непроходящий запах кислых щей,
и коридор, и старая квартира,
в которой ты, не думая, сняла
12 метров личного пространства;
где перекошенный икеевский стеллаж
с диваном составляют все убранство.
Тут если больше двух, то негде сесть.
На подоконнике в большом бокале пробки
И книги — надо тоже их учесть —
положены в углу неровной стопкой.
Я спрашиваю, как здесь можно жить
под звон пустой посуды и трамваев.
Ты отвечаешь: Это миражи.
И тот, кто счастлив, их не замечает.
Алекс Брут