Чумка в лесу.
«Лица прячутся под маски,
Золотом сверкают краски.
Как же я сюда попала
Под объятья карнавала?
Толчина Елена.
Скребясь лапкой, одетой в две герметические рукавицы, на подступу ко входу в норку Суслика возвышался невероятный, не поддающийся описанию бесполый монумент.
Кто это? Инопланетное создание, или миленькая, нежная Кошечка?
Что это с ней? Кто посмел изуродовать и обидеть эту трепетную лань? Кто навлёк печаль на эту когда-то довольную и наглую мордочку? Почему не видно улыбки? Как она сюда попала?
Вопросов было много и совсем не риторических.
В многих далёких и заморских лесах начался звериный падёж от невиданной доселе и плохо изученной чумки. Заболев, звери кашляли, у них была высокая температура, носики у зверей были горячие, болели животики и они, задыхаясь, умирали.
Верховные правители тех заморских лесов бросились спасать своих подопечных, охваченных паникой и эпидемией, спасая тем самым свои шкурки. Из казны они выделяли золотые монеты, для того чтобы победить непонятно откуда взявшуюся хворь. За несколько дней звери возводили лесные лечебницы, оснащая их по последнему писку моды со всевозможными чудодейственными мензурками с нектарами и
различными снадобьями, обещающими остановить смерть зверюшек. Санитары леса были обеспечены карнавальными костюмами — средствами индивидуальной защиты и платиновыми карточками, на которые регулярно выплачивали достойное жалованье, чтобы поддержать и воодушевить этих героев и дальше участвовать в неравной борьбе со стихией. Высокие правители понимали, что сэкономив на экипировке санитаров леса и их хлебе насущном, все пожнут худые плоды — подохнут от чумки лекари — хана всем пекарям и аптекарям, а так же высокочтимому руководству придёт неизбежный конец. Амуниция хотя и затрудняла жизнь добровольцам, спасающим звериные шкурки и не являлась неуязвимой бронёй, но всё же обещала не зацепить эту коварную чумку своей лапкой.
Но не смотря на все усилия, хворь захватывала, как добычу, всё новые и новые территории, пожирая как огнём всё новые и новые леса, оставляя после себя плач и слёзы — львица плачет за умершим львёнком и не может утешиться, волк рыдает за волчицей, крокодил грустит о своей подруге, и это вовсе не крокодильи слёзы.
В этих чужеземным лесах, для тех, кто в эти карантинные будни остался без еды и питья, добрые самаритяне из числа обитателей этих лесов, на пеньках и деревьях, на лесных тропинках и возле норок зверей оставляли продуктовые наборы для обездоленных котов, собак, птиц и рыб. Во время карантина зверьки в этих лесах не платили подати ни за пользование солнцем, ни за воздух, ни за лунный свет. Не облагалось так же налогом использование дождя, снега, ветра и росы. Мзду не требовали, так как понимали — в период свирепствования чумки всем тяжело.
Как же обстояли дела наши скорбные в лесу, где жила наша покорная слуга Кошечка?
Кошка служила в лесной амбулатории. Жалованье покрывало её запросы лишь на сухой кошачий корм да на наполнитель для туалета — покупка многочисленных нарядов и украшений заставляла Кошку уменьшать свой дневной паёк, а один раз в неделю ей даже приходилось голодать на святой водице — таким образом освобождая в году 52 дня без пропитания. Сохранив таким образом заработанные на голоде крохи, Кошка приобретала вожделенные наряды. Кот не раз предлагал Кошке свои честно заработанные зёрнышки, но в этом щепетильном вопросе Кошка был непреклонна — на трусики и бусики зарабатывать нужно самой!
Обстановка в лесу, в котором обитала Кошка, была неоднозначной — был объявлен карантин — зверям запрещалось покидать свои логова, норы, гнёзда, берлоги. Комарам, мошкам и блошкам не разрешалось кусать зверей до крови.
Детёныши зверей и птиц не посещали детские сады и школы. В лесу царил массовый масочный режим — все звери были в масках. Некоторым зверям повезло и того меньше — на их мордочках уже красовались маски с замершими улыбками и теперь им приходилось одевать ещё одну маску, противочумную.
Санитарам леса полагались противочумные костюмы — средства индивидуальной защиты, которые они превратили в средства массовой защиты, сродни бомбоубежищам.
Защитные маски исчезли из лесных аптек накануне массового поражения населения леса — они были проданы в другие леса, но предприимчивые лисы нашли выход из искусственного положения, в котором оказались звери — пару швов на куске любого вида материии — и маска готова, готовь зёрнышки на оплату титанического труда! Лесной бизнес от продажи противочумных масок и касок был в разгаре! Звери подозревали, что когда лисы набьют монетами от проданных изделий своих лап карманы, тогда и закончится карантин! Хочешь выжить — доставай кошелёк с золотыми монетами! Но, тем не менее, от ношения этих масок у зверей болели ушки, слезились глазки, а хвостики в этом маскировочном снаряжении нервно отбивали такт, стуча по земле. С бровей, ресниц и усов зверюшек весёлой струйкой стекал пот, а между лопаток предательский ручей пота несся прямо в термотрусики, следовательно, под хвостом было даже не сыро, а мокро.
Жители леса удостоверились — если у тебя чумка, сиди тихо и не высовывайся из норки. Вероятность умереть составляет 3%, но, а если узнают соседи о твоей хвори — загрызут или засыпят нору землёй, чтоб не выползли.
Одноразовые саваны или ризы, кои в своём названии означают одноразовые, зверьки стирали, сушили и носили, протирая их до дыр. Часто эти ливреи, даже не пройдя положенную обработку от блох, звери одевали и носили после друг друга в виду отсутствия других карнавальных костюмов.
Малый лесной бизнес был парализован — мелкие лавки по оказанию услуг и по продаже непродовольственных товаров были закрыты. Зверям отчаянно хотелось кушать и зрелищ и некоторые из них осмелились и выходили на охоту, находя более слабых зверюшек, но с красивыми и дорогими шубками и хвостами и в лесных подворотнях срывали с них поводочки с побрякушками, цепочки, колечки, серёжки и сдавали в лесные ломбарды — благо местные власти их открыли — прекрасное место для сбыта украденных вещей.
В лесу даже ввели налог на поддержание борьбы с чумкой — любили правители леса грабить зверей, разоряя их до последней нитки. Предыдущий налог властями был введён на борьбу с непокорными зверьками, живущими в восточных лесах, который звери исправно платили уже 6 лет. Так что и этот подушный налог (они так считали) по плечу обездоленным и бедным зверькам. Со своих детей царьки налоги не взымали, а две последние лепты с сивых и убогих — так это самое прибыльное дело. Отдавали зверьки за налог последние свои шерстинки, а птицы обскубывали свои перья, рыбы снимали чешую. И Русалок постигла эта незавидная участь — они расплачивались с налогами своими золотыми волосами и морскими водорослями.
В это непростое время звери не могли выходить из своих нор без специального разрешения, не разрешалось гулять по лесу группами, больше 2 зверьков. Молодняк сидел в норках без дела, терял сноровку к охоте и к зарабатыванию крох на пропитание, разучился писать, читать, да что там, говорить на родном языке грамотно и без ошибок — склонять существительные по падежам, отличать глаголы от числительных, но самое удивительное, лесной матерный язык был в совершенстве ими освоен, его понимали все звери, независимо от возраста и мировоззрения.
Особенно тяжело было старым и немощным зверям в это время — их вынудили написать расписку о невыходе из своих нор и лежбищ. В лесных магазинах царил ажиотаж — в магазин пропускали только по одному зверьку и в защитной маске.
В соседних заморских лесах для спасения шкурок делалось всё возможное и невозможное, но в лесу, где обитала Кошка, сильные мира сего в борьбе с чумкой пошли ещё дальше — они выкопали сотни могил для жертв, которые вскоре заберёт эта эпидемия.
Дирижёром абсурда в лесной амбулатории выступал Досточтимый Лев — он распределял роли в своём театре теней.
Вот в таких условиях и оказалась наша Кошка — дама высокого полёта мысли. Одетая с иголочки, словно сошедшая с картин ужаса великих мастеров, выпустивших из- под своей кисти монстров, Кошка имела слегка пришибленный и загадочный вид. Для выхода Кошки на сцену абсурда лесным начальством был выделен карнавальный костюм необъятного размера — единый размер как для мелкого, так и для крупного скота. Это скоморошное, хиромантное рубище издалека напоминало прилетевших из ниоткуда инопланетных созданий из невесть откуда взявшегося летательного аппарата и служило больше не для защиты от чумки, а для того, чтобы рассмешить эту хворь, чтоб она умерла от страха.
Две мелкие зверюшки — Кошка и Зайчишка тряслись от страха, ожидая своего выхода на сцену — посещения норы Суслика и взятия у него анализов на чумку. Оставив у норки свой экипаж, запряжённый 45 лошадиными силами, сотрудницы по несчастью, переодевшись за кусточком, за пенёчком, где и были замечены Крысёнышем, норка которого была рядом с норой Суслика. Увидев перепуганных зверюшек, Крысёныш ошалело глядел на них, и, наконец, проговорил:
— О, Суслик девочек заказал — на Кошечек и Зайчиков позарился. Ну и затейник, а с виду — то и не скажешь. Девочки, может, отработаете и ко мне зайдёте? Я вас не обижу. Ага, одна зашла в норку, а другая осталась. Слышишь, Кошка, вы на кого работаете? Кто ваш сутенёр?
Кошка стояла, закрыв глаза, их и так не было видно за маской и каской — от ужаса и страха происходящего готова была вырыть себе норку и спрятаться там. Но Крысёныш не унимался:
— Какой костюмчик у тебя красивый. Заходи ко мне, Кошечка, развлечёмся.
Когда Зайчишка вышла из норки Суслика, зверьки, помогая друг другу снять костюмы спрятали свои изуверские наряды в мешок и поспешили к ожидавшему их экипажу.
Следующим по маршруту была норка Мышей. Переодевшись в бутафорские наряды за кустом шиповника, зверюшки подошли к очередному адресату. Возле норки Мышей стали собираться разнокалиберные обитатели. Увидев Кошку и Зайчишку в маскарадных костюмах, они сразу определили, что в норе живут мыши со смертоносной чумкой. Кошку с напарницей звери зарисовывали с разных ракурсов. Затем звери пришли к единому мнению — залить норку с мышами водой, чтобы уничтожить невиданную хворь.
Кошка с Зайчишкой бросились к поджидавшему их экипажу — следовало ехать на базу, а то разъярённые звери, вошедшие в панику могут растерзать и их.
Каждый день теперь был наполнен смыслом — просто выжить и не потерять близких.
Что будет завтра?
Поживём — увидим.