Я выпал из шестого измеренья
в космическую,
…звёздную метель
и сплющился на плоскости до тени,
в двухмерной луже догмы сев на мель.
Загадочен, таинственен, тревожен…
Князь Темноты.
Мне равных в мире нет.
Но (!) парадокс: без Света невозможен
парад Теней.
Итак, да будет Свет!
Пятьсот свечей! Нет, тысячу… и больше…
Шучу-шучу… включить прожектора!
Бал Сатаны!
Век двадцать первый… боже!
Уж полночь бьёт… пора, мой друг, пора.
Но, как всегда, опаздывают гости.
Стоят покорно в пробках и в грязи.
И королеву бала где-то носит…
Неужто, добирается в такси?
Теперь телепортироваться проще.
А где же Он — Иисус — наш главный гость?
Готов явить глазам святые мощи?
Он гвоздь программы!
Гвоздь?
Конечно, гвоздь!
Смешно? Смешно! А гвозди-то, однако,
к распятию важнейший атрибут.
Так почему же их в церковных лавках
с крестами наравне не продают?
А вот и Королева… боже правый!
Бомонд уже изрядно заскучал.
— Простите, я немного опоздала…
— Да, пустяки… — сверкнул в ночи оскал.
Не буду врать:
тошнит от церемоний,
в гробу видал и танцы, и балы.
Мне кажется, что я смертельно болен…
И всё ж… осенний бал… у Сатаны!
Сейчас сплошной толпой повалят гости.
Встречать их, Маргарита, — тяжкий труд.
Прах приглашённых — высохшие кости —
не сразу тёплой плотью обрастут…
По-прежнему плешивая планетка
у ног моих —
размером с пятачок
Людишки — так себе — марионетки
и их карикатурный, жалкий Бог,
свернувшийся замызганной купюрой
в кармане у банкира и бомжа…
Когда-то от подобной авантюры
я в приступе от хохота дрожал:
измерив жизнь в условных единицах,
найдя всему простой эквивалент,
и к Истинному Богу приценился,
продав его за несколько монет…
Но где же Он — Иисус из Назарета?
Ужель не окропит своей слезой
кровавый сумрак нашего вертепа?
— Он в Минске… на Окрестина… в СИЗО…
— Ну да… ну да…
не трудно догадаться —
там в самом апогее Хеллоуин…
Куда ещё Всевышнему податься
с молитвами и отпрыском своим?
— Зачем он там?
— Смеётесь, Маргарита?
Чтоб в нелюдях святое распознать.
Ведь зло так анонимно, так безлико,
а маску…
маску некому сорвать…
Повсюду только тени в балаклавах —
без сердца, без лица и без души…
Без имени.
И нет на них управы…
Но как они, подонки, хороши!
По-дьявольским —
по нашим чёрным меркам…
И Вы их не судите сгоряча.
Исусик в каждом видит человека
и втайне любит даже палача.
Вот этим, Маргарита, он опасен —
способный обезвредить парой слов
любого захудалого мерзавца,
призвав на помощь веру и любовь…
— Мессир…
По меньшей мере это странно —
и я понять реально не могу:
какого чёрта столько дифирамбов
поёте Вы извечному врагу?
Ведь Свет для Вас подобен красной тряпке,
в корриде раздражающей быка.
Хоть с логикой пока что всё в порядке…
Подчёркиваю, демон мой:
«пока»…
Поведайте:
чего Вы так боитесь?
Астматиком хватаетесь за грудь?
Как будто в ней божественная искра
случайно уничтожит Вашу суть?
Всё верно, Воланд.
Тьма — всегда в пассиве.
А Свет в неё линейно устремлён.
И сколько бы вы тьму не возносили —
она, увы, не более, чем фон.
По нраву роль заштатного статиста?
Пожалуйте в безликий мир теней…
Бал начался трансляцией из Минска,
чтоб отделить ублюдков от людей —
зерно от плевел,
шавку от пророка.
И осень вышла вновь из берегов
кипящим человеческим потоком,
избрав мерилом Веру и Любовь.
Савина Анна