Этот мальчик не говорил. В садик его не водили, нянчилась прабабушка.
Не говорит и не говорит, и в 2 года, и в 3, и в 4, и в 5, и в 6. Дачи у семьи не было и летними теплыми днями прабабушка выносила под окна, в зеленый палисадник, столик и пару стульев. Мальчик бегал, играл с прабабушкой, или читал книги. Не говорил, но читать умел. Писал что-то. Детская медсестра приходила и устраивала скандалы.
— Его надо отдать в специализированный садик, а потом в школу для умственно отсталых детей.
— Да какой же он отсталый, — препиралась с ней прабабушка, — вон книжки читает, считать умеет. Болтунов и так полно.
— Наплачетесь вы с ним, полоумным, — отвечала медсестра.
Мне было лет 11 и в то лето ретивая медсестра донимала эту семью особенно сильно. А я выгуливала свою черепашку и черного кота.
Мальчик подошел ко мне очень тихо и погладил кота.
— Его зовут Барсик, — сказала я, — а меня — Леся.
Четко, внутри своей головы я услышала: «Тёма».
Вот так мы познакомились. Наше общение выглядело весьма странно. Обычно говорила я, а он молчал. Но иногда мы молчали оба. Снаружи. Как-то увидев нас, сидящих в молчании напротив друг друга, подошла моя мама.
— Что вы делаете?, — спросила она.
— Разговариваем, — ответила я.
— Хорошо, болтайте, — сказала мама и пошла заниматься делами.
Тёма удивительно умел ладить со всеми животными: собаками, котами и даже моей черепашкой. Он выучил Барсика давать лапу и команде «голос» не произнеся вслух ни единого слова. Его прабабушка на наш молчаливый диалог смотрела с видимым изумлением.
— Ты его понимаешь? — спросила она
— Да, конечно, — отвечала я, — очень хорошо слышу, прямо внутри головы.
Она покрутила пальцем у своего виска. А мне было все равно.
Как-то пьяный прохожий тащил на поводке мимо палисадника маленькую болонку. Песик отвлекся на кота и стал тянуть. Мужик отломил ветку от клена и ударил собаку. Тёма прямо кричал внутри себя: «Не надо, нет!!!» Я заорала на весь двор: «Перестаньте!». А мужик продолжал бить хворостиной собаку. Моя мать выскочила из подъезда. Дядька отстегнул болонку с поводка и быстро ушел. Растерянный песик даже не побежал за ним. Мама оглядела нас, взъерошенных и заплаканных и сказала Тёме:
— Они тебя не слышат, почти никто. Говори снаружи.
— Как, не слышат?, — прозвучало в моей голове.
— Просто не слышат и все, не умеют, не получается у них. Надо говорить вслух. Ты хочешь эту собаку? Пойди к родителям и скажи вслух: «Я хочу эту собаку, я буду с ней гулять».
Шестилетний Тёма взял на руки маленькую избитую болонку и понес к подъезду. Из окна первого этажа высунулся его отец — Игорь.
«Папа, — сказал Тёма, — давай возьмем собаку, ее выбросили». Игорь уронил кружку и выбежал на улицу.
«Папа, — повторил Тёма, — давай возьмем собаку». Игорь заплакал.
Собаку они взяли. Первые три недели Тёма болтал беспрерывно. Со временем угомонился…
Спустя много лет, гуляя с маленьким сыном, когда я вдруг услышала внутри своей головы: «Мама, смотри, кот», я совсем не удивилась.
Посмотрела на здоровенного рыжего кота и позвала: «кис, кис, кис».
А потом сказала сыну: «Говори вслух, иначе тебя не услышат». И он заговорил. И перестал разговаривать внутри. Но иногда, до сих пор, я его слышу, даже если он далеко. Маленький Тёма научил меня слушать…