Исповедь Крысолова
Шелестит златовласый Ламмас
В закромах на исходе лета.
Целый день я водил их за нос,
Всё пытался их сбить со следа,
И теперь в городских амбарах
Ни одной не осталось крысы.
Мне ваш праздник не нужен даром!
Мне невесело, слышишь, Лысый?
Я увел их, но в том ли чудо?
Утекло серой тени братство.
До рассвета стеречь тут буду,
Чтоб назад не смогли пробраться.
Всё ползут, волочатся, дышат
По седых чердаков стропилам.
Мне их визгом срывает крышу,
Я ведь помню о том, что было.
Отчего же ты стал так бледен?
Не шуми и садись поближе.
Старый Гамельн давно был съеден,
Я пытался спасти детишек!
Но сгибались они всё ниже,
Голоса становились глуше.
В каждой впадине, в каждой нише
Поджидали их крысьи души.
Так давно. Да пойми ты, Лысый,
Мне противно вино и песни.
В черепушке скребутся крысы.
Я усну — и они воскреснут.
Вроде был человек, да высох,
Истрепался, как день вчерашний.
Этот мир наводнили крысы
Так, что стало реально страшно.
Я живу в бесконечной жути,
Ты теперь понимаешь, Лысый?
Оглянись: веселятся люди,
А присмотришься — те же крысы.
И во взглядах ползут их сотни,
Серых шкурок мелькают тени,
Да в оставленных подворотнях
По углам копошится темень.
За дождём, по следам простуды,
Подкрадётся неслышно осень.
Я боюсь, что они повсюду,
А людей не осталось вовсе.
Я пойду по Уолл-стрит и Ницце,
По Арбату пойду, Бродвею,
Будут в спину дышать мне крысы,
Ведь я знаю — они быстрее.