Так дети стараются не шуметь, когда не хотят, чтобы их нашли,
так зверь покидает стальную клеть, когда вспоминает звериный лик,
так чешут русалки траву косиц, когда водоёмы полны луной,
так бог выпускает в леса лисиц, и лисы сливаются с тишиной.
И так умирает одна из нас, прожив десять тысяч весёлых зим,
напевна и правильна, как волна, которой ничто уже не грозит.
Так ночью меняется старый дом, который не знает, что он снесён.
Старуха давно говорит с котом, и кажется, кот понимает всё.
Она говорит ему: «Знаешь, кот, когда-то любила я мужика,
чьи волосы рыжие, как морковь, как в лодке ладоней земли закат.
И кожа была его золотой, как соты, как вечно-хмельной апрель.
Мы вместе не ведали холодов, кормили очаг, и очаг горел.
Так камни, нагретые горячо, хранят обережнее пуповин.
Так я утыкалась ему в плечо, большая и жадная до любви.
А муж был охотником, да каким — таких ещё, котинька, поискать.
Мир твёрже ещё не встречал руки, настолько надежной была рука,
настолько прицельным был острый глаз, как будто сам дьявол ему не брат.
Стрелял он без промаха, без числа, вот только лисиц никогда не брал.
Не веришь, пушок — хоть кого спроси.
Мой муж уверял под покровом дрём, что бог выпускает в леса лисиц, и лисы сливаются с октябрём».
Так гладят сироток по голове, потом виновато отводят взгляд.
Так пробует ветер на вкус ловец, и дыбится мягкая шерсть малят.
Так пыжится внутренний графоман и умные мысли из книг крадёт.
Так с речки крадётся густой туман, и лисы бегут и бегут вперёд.
И так умирает одна из них, сумевших отчаянье пережить. И кровь её — ягодки заманих, красивого, алого цвета лжи,
как в юности было её пальто, как грудки-брусничины снегирей,
Старуха давно говорит с котом, и кажется, кот отвечает ей,
он ей отвечает:
«Ты не грусти, твой дед далеко, но он ждёт тебя,
и рано пока нам с тобой в утиль,
и сверху нам ангелы не трубят.
Налей мне, хозяюшка, молока, дай жирной сметаны и сала дай,
а я отогрею теплом бока,
а я замурлыкаю смерть и даль.
К чему торопиться, зачем аврал, когда есть подушки и колбаса.
И точно, мужик у тебя не врал — наш бог выпускает лисиц в леса.
Наверно, он тоже огромный лис с огромным хвостом, потерявший сон».
Так падает с ветки кленовый лист,
так клонится сердце за горизонт,
так в чёрное кутают зеркала,
так пишут о боли, что не пройдёт.
И нет у старухи ни сил, ни зла.
Старуха, не плачь, у тебя есть кот,
включённый на громкий ночной режим.
В котейкином тельце урчит мотор.
И кот ярко-рыжий, как тот мужик,
и ей хорошо и тепло с котом.
И отблеск от месяца — зыбь, черта,
и можно нырнуть туда как в кювет.
Старуха в охапку берет кота, и видит нахлынувший дивный свет,
вплетённый в бессолнечную пургу,
совсем невозможный, когда темно.
А лисы бегут,
всё бегут-бегут, и дед улыбается ей в окно.