Май казался равнодушным. Он был сонным и болезненным. Деревья напоминали большие сине-зелёные синяки под глазами. Синяки, что украшают лица вечно куда-то спешащих, без толку суетящихся прохожих. Как обычно я бродил вечером по улицам города, который поскуливал сигналами авто и, отчего-то, был похож на забытого кем-то щенка…
На одной из лавок что-то непонятное пел пьяный нищий. Я дал ему десятку. В конце концов, каждый может что-то потерять.;при этом, главное, не потерять себя…
Запахи в воздухе настойчиво напоминали о том, что весна уже правит, что давно пора всем проснуться от затянувшейся зимней спячки, открыть пошире глаза и вспомнить…
просто вспомнить…
Только, вот, май всё никак не хотел просыпаться, а вместе с ним не хотелось и мне…
Огни фонарей важно болтали о дожде и о счастье… Что они понимали в этом? Глупые…
Болтовня фонарей…
Смех пьяных капель…
Пошатнулась душа…
Упала на пол…
Пила из лужи.
В глаза смотрела…
Катились слёзы…
Ты постарела…
А старый нищий затянул новую песню; он пел и плакал… Почему? Отчего? Да кто его знает… Я не знал, да и не хотел, наверное…
Вчера прошёл тот самый дождь, о котором болтали фонари, и на улицах, смеясь, блестели лужи. Я стоял напротив одной из них; голубоглазая дворняга пила из неё.
Душа, ни с того, ни с сего, вдруг захотела любви, но тут же поняла, что это бессмысленно. Почему? Об этом думать не хотелось. Было грустно и в то же время глупо-уютно…
Дни, как бесконечная электричка, проносили меня от одного мая к другому, каждый из которых, вселял в меня какое-то щемяще-непонятное чувство тоски…
Я глубоко вздохнул, посмотрел вверх, — оттуда мне подмигнуло небо, я подмигнул в ответ.
Нищий уже не пел… он спал. Я укрыл его газетой. Очкастый прохожий неодобрительно взглянул на меня и, качая головой, поспешил дальше…
Мне пришло в голову, что люди уже давно забыли, что такое добро, или им просто нет до этого никакого дела…
Я сел на соседнюю лавку, заглянул в голубые глаза дворняги, достал из кармана чекушку, сделал хороший глоток и запел…
Май заинтересовался…