За шелест моих гиацинтовых глаз
и тонкие рожки в основании крыльев
они называли меня терпкой ланью
хотя мама дала мне имя Роза Годива
странное имя среди обычая демонов
не ведая силы и раскованных язычков
словно закутавшись путая я выходил
словно дремая я раскрывалась
пела смеялась
и становился твёрдым как ночь
звеня золотыми копытцами
когда б вы знали как они нюхают
как они дышат под истлевающей наутро шалью
как они тают осколками скользкого хрусталя
и проводят в зеницах времени свою косточку
это гудящее в дереве под облицовкой камня
это стригущее дрожью в утреннем кипятке
речитативом прихлопывающее на три поступи
выводы расщепления скрежет и нить паучихи
желал и тянулся
я находила свои зеркала на стенках коробок
звеня цепью янтарных бусин
на моем лице остаются следы
от игристых шипучих краями фарфора слёз
винными камнями от луча до привязи
найдя постоянство в неверной дорожке
расторможенно блестя безусловностями
мы крестиком подкожным перескочили
за наши ищущие городки и пальцы
они называли нас именами сидя под истуканами
продолжал и хотела
и перевёл и могла быть в ответе мишени
звеня сталью багровых когтей
утром легенды
перевернулись
по углам солёной пентаграммы
по изломам червлёной свастики
в трескучих артериях моргендовида
зеленым флуоресцентом лампад
рассыпаясь шелестом эстампа
природой скрещенной за спиной отражения
и пылью
плодонося
в приращении пепла.