В этот вторник, как обычно, на работу я приехал около семи часов утра и первым вошёл в нашу комнату с семью рабочими местами, вдоль одной стены четырe и три — вдоль противоположной. Оба ряда — спинами друг к другу. Моё место — у окна из стеклоблоков, дальнее от двери, поскольку я был аудиторoм и работал с документацией, а остальные — химики, они проводили за столами не так много времени, им чаще надо былo выходить. График у каждого свой, я работал с семи до четырёх, пакистанец Максуд, сидящий у двери — с восьми до пяти, а мой сосед американец Патрик — с половины девятого до половины шестого. Самый поздний — китаец Чен, который сидeл у меня за спиной. Он приходил к девяти.
Чен вошёл без пяти девять, поздоровался, и в этот момент Патрик положил телефонную трубку.
— Звонила моя жена, — сказал он, — сообщила, что в одну из башен Всемирного Торгового Центра врезался самолёт!
— Наверное, какой-нибудь пилот-любитель сбился с курса и не справился с управлением, — предположил я.
— А может быть, это — «утка»? — спросил Максуд.
— Сейчас узнаем, — сказал Чен, включая компьютер. Через несколько минут мы с изумлением увидели на экране фотографию самолёта, врезавшегося во вторую башню.
— Да это же — явный теракт! — воскликнук Патрик. — Причём двойной!
— А если у Максима отменили командировку?! — мелькнуло у меня в голове. Дело в том, что мой сын Максим работал во второй башне на двадцать девятом этаже. Он должен был с понедельника быть в командировке в Калифорнии, но иногда в последний момент командировки отменяли.
Я снял трубку и хотел позвонить Максиму на сотовый, но услышал лишь гудки. Работала только внутренняя связь, за пределы компании было не позвонить. Зная, что в здании мой сотовый телефон не ловит сигнал — я вышел на улицу и попытался позвонить — опять облом.
— И у меня не работает, — сказал индус Динкар, подошедший сзади. — По-моему, на одной из башен ВТЦ были ретрансляторы, поэтому сотовая связь нарушена.
После нескольких безуспешных попыток я вернулся на рабочее место.
— Обе башни горят, — сообщил Чен.
— Твоя землячка Лиза отпаивает чаем c валерьянкой болгарку Анелию, — добавил Максуд. — У той муж работает на 87-м этаже в первой башне.
— А у меня сын — на 29-м во второй, — ответил я. — Правда, он вроде бы должен был улететь в командировку, но наверняка не знаю.
— Помолись за его безопасность, — посоветовал набожный Максуд.
В этот день в нашем отделе никто не работал всерьёз, все узнавали новости и делились ими. Оказалось, что ответственность за теракты взяла на себя Аль-Каида. Были сообщения о том, что многие главы государств выражали сочувствие президенту Бушу и соболезнование семьям погибших. Выразил сочувствие и глава Палестинской Автономии Ясир Арафат. А через полчаса мы увидели на экране, как в секторе Газа радостно празднуют это событие — танцуют на улицах и раздают детям конфеты и сладости.
— Вот двуличные мусульмане! — воскликнул Патрик. — На словах сочувствуют, а сами злорадствуют, что их братья устроили такое!
— Люди, которые это совершили — недостойны называться мусульманами! — выкрикнул Максуд. — Коран запрещает убивать невинных! К тому же в этих башнях и мусульмане работали!
В нашей компании тоже работало довольно много мусульман — пакистанцы, бангладешцы, арабы. В этот день, конечно, все они чувствовали себя очень неуютно. На следующий день устроили собрание, на котором виде-президент сказал, что терроризм не имеет религии или национальности. А заведующая отделом кадров призвала всех к корректности и ни в коем случае не опускаться до обобщений по национально-религиозному признаку.
А пока все ходили по коридорам, перешёптывались и вслух обсуждали положение дел. Наружный телефон по-прежнему не работал. Время от времени я выскакивал на улицу и пытался звонить Максиму, домой, тёще, но безрезультатно, и очень переживал.
Продолжение следует