Который день часы встают в шесть тридцать,
бегут вперед и гонят за собой.
Маршрут один — метро в груди столицы:
смешаться с ритмом, пульсом и толпой.
От летних дней осталось две недели —
лежат в кармане с пачкой сигарет.
Их бережешь, и вроде экономишь,
но все уйдут
Cо счетом за рассвет.
Платить за жизнь подаренными днями —
уже привычка, вечная как пульс,
Платить за снег, за листья под ногами,
за скользкий март и плавленый июль,
за хриплый кашель, пойманный в ноябрь,
за громкий смех, звенящий точно медь.
А, оглянись — увидишь, что мы скряги:
хотим жить вечно.
Жить и не стареть.
А если вспомнить, сколько заплатили
За терпкий виски с горечью потерь,
за боль в груди, что вспарывала бритвой,
за пустоту, что выла словно зверь,
за тишину, в которой, как в болоте —
рыдай навзрыд, барахтайся без сил.
И ведь не знали, как же это много —
отдать года
Тому, кто не ценил.
Или, напротив, время с кем-то близким —
не кукловодом, тянущим за нить.
Часы всегда пьянительно бесценны,
когда есть те,
С кем можно разделить,