В истории литературы он остался автором одной — зато какой! — комедии, хотя, кроме «Горя от ума», его перу принадлежат несколько стихотворений и водевилей, а также отрывки из неоконченных произведений. Лишь небольшие фрагменты дошли до нас от трагедии Александра Грибоедова «Грузинская ночь» — слушатели, современники автора, находили ее еще более талантливой, чем «Горе…». Но превыше всего — пример поразительного благородства и редкой отваги, явленный нам в судьбе этого чрезвычайно одаренного, не умевшего лишь прислуживаться человека.
Его далекий предок прибыл в Москву из Польши в Смутное время — как говорится, «на ловлю счастья и чинов». Принял православие и присягнул русскому трону. По линии матери одним из пращуров Грибоедова был видный политический деятель эпохи царя Алексея Михайловича, правовед и историограф, знаменитый дьяк Федор Иоакимович. Тот являлся составителем главного свода законов России — «Соборного уложения», написал «Историю о царях и великих князьях», в которой высоким слогом обосновал права династии Романовых на московский престол. Александр Сергеевич гордился родством с этим талантливым политиком, историком и писателем.
Получивший воспитание в той самой среде, которую позже высмеял в бессмертной комедии, свою любовь к Москве автор «Горя от ума» не утратил ни в Тифлисе, ни в Тебризе, собирался прославить Белокаменную в трагедии о 1812 годе. Жаль, что великий замысел так и остался нереализованным.
Ранняя одаренность Грибоедова удивительна даже по меркам Золотого века русской литературы. Еще подростком он овладел едва ли не всеми европейскими языками, к коим в зрелости добавил восточные. Изучал историю, филологию, право, слыл виртуозным музыкантом. Ощущая некоторое интеллектуальное превосходство над ровесниками, иногда заносился, и его считали гордецом. Однако с особой придирчивостью Александр Грибоедов относился прежде всего к самому себе.
Совсем еще юный гусар, он мечтал сразиться в 1812-м с французами, но полк, где служил будущий литератор, остался в резерве. В молодые годы отдал дань разгулам, светским развлечениям, которые нередко заканчивались драматически. На его бретерском счету — несколько дуэлей и вереница романтических историй. Грибоедов вышучивал все на свете, кроме русских святынь, становился собранным и строгим, когда речь шла о чести Отечества, когда на нее посягали «французики из Бордо».
После первой длительной командировки (направлялся в Персию через Кавказ) былой вертопрах остепенился, полюбил одиночество, молитву, стал все больше задумываться о долге. «Гениальный, набожный, благородный, единственный мой Грибоедов!» — писал о нем верный друг на долгие годы Вильгельм Кюхельбекер.
На Кавказе Александр Сергеевич стал не просто адъютантом, но младшим товарищем и соратником прославленного генерала Ермолова, а в одном из писем составил такую характеристику полководца: «Что за славный человек: мало того, что умен, нынче все умны, но совершенно по-русски на все годен, не на одни великие дела, не на одни мелочи… Притом тьма красноречия, и не нынешнее отрывочное, несвязное наполеоновское риторство, его слова хоть сейчас положить на бумагу. Любит много говорить, однако позволяет говорить и другим».
Пришло время, и Алексей Ермолов спас друга — после декабрьского восстания 1825-го. В заговоре Грибоедов не участвовал, к революционным планам относился скептически («Сто прапорщиков хотят изменить государственный быт России!»), но у него хватало приятелей среди активистов тайных обществ. На допросах его фамилия прозвучала несколько раз, и он-таки оказался под стражей. Ермолов вовремя уничтожил бумаги, которые могли скомпрометировать арестованного. К счастью, через несколько месяцев Александра Сергеевича отпустили и даже присвоили ему очередной чин — надворного советника. Он снова отправился на Восток — налаживать дипломатические связи.
В Персии и Тифлисе был сочинен первый вариант комедии, названной поначалу «Горе уму». Конечно, автор сочувствовал Чацкому, одаренному и честолюбивому молодому человеку, не желающему подчиняться предрассудкам, гнету больших денег и законам слепого чинопочитания. Он требовал от своих персонажей благородства — и от Фамусова, в котором вывел родного дядю, известного светского льва, адепта старинных нравов, и от Молчалина, предавшего идеалы своего свободолюбивого поколения, выбравшего, по сути, лакейскую стезю.
Пушкин высоко оценил поэтическое мастерство Грибоедова, предсказал, что десятки реплик из его творения станут пословицами, однако к главному герою пьесы отнесся критически: «В комедии „Горе от ума“ кто умное действующее лицо? ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб.».
При жизни Александра Сергеевича-второго пьеса не попала на большую сцену. Власти побаивались острого конфликта между «старым» и «новым», «Чацким» и «Фамусовым». В речах вольнодумного героя видели чуть ли не призыв к политическому перевороту. Зато сочинение стремительно распространялось в «списках» — его переписывали вручную. По империи ходило более сорока тысяч таких экземпляров! А значит, вся читающая Россия знала автора. Его остроты звучали повсюду.
Театр Грибоедова — это натянутая струна интриги, насмешка и боль, наконец, щедрая россыпь крылатых выражений, обогативших нашу речь, подаривших ей новые смысловые и стилистические оттенки. «Счастливые часов не наблюдают», «Злые языки страшнее пистолета», «Служить бы рад, прислуживаться тошно», «Ум с сердцем не в ладу», «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь» — эти фразы мы повторяем, вслух и про себя, очень часто. Они помогают привести в порядок мысли, рассмотреть внезапные нюансы житейских ситуаций и чувств. Нерв грибоедовской драмы — в обостренном восприятии понятия личной чести. Чацкий находит унижением человеческого достоинства жизнь по лекалам света с его предрассудками, зависимостью от мнения «княгини Марьи Алексевны». Лицемерить, хитрить для него — тоже бесчестие.
«Горе от ума» — комедия грустная, в ней можно прочесть и разочарование, и надежду. За 180 лет сценической истории «мильона терзаний» Россия повидала немало талантливых версий бессмертного сюжета. Грибоедовской палитры хватило на десятки актерских и режиссерских художественных открытий. Вспомним лишь несколько знаковых постановок.
В конце 1920-х в главной роли гарцевал на сцене театра Мейерхольда Эраст Гарин. Это был Грибоедов навыворот — гротескный, эксцентричный, изломанный, как эпоха НЭПа. Самый яркий и убедительный послевоенный Чацкий (сильная личность, деятельный борец за свои идеалы, непонятый, но несломленный) — Михаил Царев из Малого театра. Ироничный, язвительный, но настроенный романтически герой 1960-х предстает в первую очередь в исполнении Сергея Юрского в спектакле ленинградского БДТ, тот спектакль был с оттенком фрондерства. Олег Меньшиков — самый известный Чацкий начала XXI века: усталый, углубленный в себя, разочарованный, однако сохранивший внутреннюю свободу. Сегодня на первый план вышли, пожалуй, интерпретации образа Фамусова, которого все чаще представляют не вальяжным лицемером, а скорее осторожным консерватором — как у Юрия Соломина в последней постановке Малого. И все эти свойства, тона и оттенки действительно есть у Грибоедова. Можно не сомневаться в том, что завтрашний Чацкий будет иным, поскольку все загадки мудрой комедии еще не раскрыты, все пласты до конца не разведаны.
В Персидском походе он служил советником при главнокомандующем Иване Паскевиче. Там довелось испытать себя: видел кровь, слышал канонаду, не прощал себе минутной слабости, даже малейшего страха, не кланялся пулям. Не случайно дороже всех наград для него была скромная серебряная медаль «За Персидскую войну», которую вручали участникам боевых действий: от генералов до новобранцев.
В его ведении оказались, само собой, все дипломатические хлопоты. Александр Сергеевич помогал военачальнику в переговорах с местным населением, вел переписку генерала. Появление армянского и грузинского ополчения, помогавшего русским, тоже во многом было заслугой Грибоедова. Поход стал освободительным для армян, наши войска избавляли древний христианский народ от персидского гнета.
Но выиграть войну мало, необходимо закрепить ратные успехи на мирных переговорах. Паскевич доверил своему советнику главную роль и в составлении договора, и во время прений с персидскими дипломатами. Отстоять победу удалось, Россия сделалась хозяйкой на Каспийском море, получила Восточную Армению, несколько крепостей, а также огромную контрибуцию. Грибоедов большое внимание уделил судьбам христиан (прежде всего, речь шла опять же об армянах), оставшихся на территории Персии, но стремившихся стать подданными Российской империи. Это был его звездный час. Паскевич отправил Александра Сергеевича в Петербург, чтобы торжественно вручить Туркманчайский договор императору. Николай I осыпал посланника наградами. И в Петербурге, и в Тифлисе его как триумфатора встречали торжественным салютом.
Даже в жандармерии на многообещающего дипломата составили положительную характеристику: «Должно прибавить, что Грибоедов имеет особый дар привязывать к себе людей своим умом, откровенным, благородным обращением и ясною душою, в которой пылает энтузиазм ко всему великому и благородному. Он имеет толпы обожателей везде, где только жил, и Грибоедовым связаны многие люди между собою».
Как и подобает воину, он не избегал опасных конфликтов, не уклонялся от дуэлей. Его рассуждения о близкой смерти многие считали рисовкой, при том что в последние месяцы жизни поэта и дипломата затягивало в воронку, вырваться из которой шансов почти не было.
Вернувшийся в Персию в ранге полномочного посла Российской империи, для воинственных персов Грибоедов был прежде всего творцом Туркманчайского мира, а значит, злейшим врагом. Тяжелое бремя контрибуции иранская знать взвалила на подвластное население, крестьянам и ремесленникам пришлось платить новые налоги.
В соответствии с договором желавшим переселиться на территорию Эриванского и Нахичеванского ханств армянам предоставлялось русское подданство. В посольство потянулись сотни желающих и среди них — евнух шахского гарема Якуб Маркарян, который много лет был тайным христианином, оставаясь приближенным персидского монарха. Персы сочли это оскорблением: посвященный в тайны тегеранского двора человек оказался предателем, а Грибоедов укрыл его в посольстве, как и двух армянок, сбежавших из гарема одного из самых воинственных вельмож — Аллаяр-хана.
В мечетях и на базарах зазвучали яростные, полные ненависти к России и ее посланнику речи. По мнению моджахедов, русские вели себя вызывающе, попирали многовековые восточные традиции. Все эти обстоятельства-факторы охотно использовали в геополитической борьбе против нашей страны англичане. Они не только всячески поддерживали мстительные намерения Аллаяр-хана, но и участвовали, судя по некоторым сведениям, в подготовке нападения на русскую миссию.
30 января (11 февраля) 1829 года остановить погромщиков не мог никто. Толпа запрудила все подходы к посольству. Десятки тысяч (не меньше!) разъяренных фанатиков требовали крови неверных и быстро перешли от угроз к жестокой резне.
Сколько раз Грибоедов рисковал жизнью на дуэлях и в военных походах! Он неплохо стрелял, прекрасно владел холодным оружием, но на сей раз этих умений было явно недостаточно. Сражался до последнего, понимая, что обречен, самоотверженно защищал русский форпост, посольство своей державы. Разгоряченные штурмом исламисты взяли его кабинет после того, как проломили крышу. Миссию защищали 35 казаков, и все они погибли в том неравном сражении рядом с послом.
Из сотрудников посольства спасся лишь один человек — бежавший с поля боя Мальцев. Грибоедов не отступил ни на шаг, для него и в роковые минуты не было ничего дороже чести. Тело Александра Сергеевича опознали по старому дуэльному ранению…
«Я расстался с ним в прошлом году в Петербурге перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить, он мне сказал: „Вы еще не знаете этих людей: вы увидите, что дело дойдет до ножей“. Он полагал, что причиной кровопролития будет смерть шаха и междоусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвою невежества и вероломства», — свидетельствовал Пушкин, для которого память о собрате и полном тезке стала священной.
Законы большой политики далеки от рыцарских, ни Петербург, ни Тегеран не были заинтересованы в новой войне. Николай I не отказал в аудиенции персидскому принцу Хосрев-Мирзе, прибывшему на берега Невы с извинениями за разгром посольства и убийство Грибоедова. Персы привезли примирительные, весьма щедрые дары, включавшие легендарный алмаз «Шах». Гостям удалось убедить императора в том, что резню в Тегеране устроили враги их правителя, вожди оппозиции. Принц встретился и с матерью убитого посла, со слезами, на коленях просил у нее прощения…
На могиле мужа молодая вдова А. С. Грибоедова грузинская аристократка Нино Чавчавадзе напишет слова. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя».
Николай I пообещал «предать вечному забвению злополучное тегеранское происшествие». Простили персам и часть контрибуции, за которую так рьяно боролся великий русский дипломат и поэт. И все же погиб он не зря: на русско-персидской границе надолго воцарился крайне необходимый обеим державам мир. Писать о гибели Александра Сергеевича, да и вообще о тегеранской трагедии, нашим литераторам очень долго не рекомендовалось. Но память о его подвиге хранили. Жива она и поныне.