Когда я умер, грешник, то положено мне было за деяния свои в мучениях гореть в аду,
Но очередь туда такая собралась, смекнулось мне: навряд я на крУги свои, согласно разнорядке попаду.
Так значит я святой, как видно, — знать отведено мне место, за страдания, в раю.
Но очередь и там была: «Вакансий нет», — сказали: «В кассу, гражданин, пройди и попроси броню.»

Кассир проверил список, но среди блатных и блатовых моей персоны в этом списке не заметил, не нашел,
«Как жаль» — пробормотал я, и, как был, в костюме похоронном, весь ухоженный, хорошенький такой, домой пешком в унынии пошёл.
Жена возврату моему была не очень рада; она как раз по акции путевку в Турцию купила — по протекции Хабада.
С досадою сказала, что устала от меня, что ей развлечься, в кои веки, тоже надо.

Ее сопровождать в вояж собрался некий юный фраер с видом томным…
Собрал я чемодан, сухим пайком закуску захватил, с тех пор на улице живу бомжом бездомным.