Это случилось вечером того дня, когда на концерте в Париже я впервые увидела издалека Мишеля Глотца, ещё не зная, какую важную роль сыграет этот человек в нашей с Володей жизни. Был канун Пасхи, апрель 1989 года. После концерта Юрий Темирканов, который дирижировал концертом, с женой и мы с Володей поехали к Ростроповичу. Они были на службе в церкви на рю Дарю, а потом ждали нас. Слава тогда собирался в Россию, но как дирижёр Вашингтонского оркестра. Галина же заявила:
— Ноги моей там не будет! Чтобы я поехала? Никогда!
В этом вся она. Вообще Слава — человек экспансивный, когда волнуется, становится совершенно белого, землистого цвета, а стоит понервничать Галине, как кровь приливает к лицу, и она начинает пылать. Кажется, если прикоснёшься, можно ошпариться.
Я была совершенно очарована их домом и оказанным нам приёмом. Будучи человеком сентиментальным, я лишь с годами научилась скрывать свои переживания. К трогательным моментам начинаешь относиться с осторожностью.
— Галина Павловна, сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни, — сказала я.
О, если бы я знала, что ждёт нас потом!
Как водится у Ростроповичей, если сидишь, то сидишь допоздна. Наутро мы улетали в Москву часов в семь. И Галина Павловна приговаривала:
— Ну, уже надо досидеть.
Мы вышли часа в два, Слава отговорил нас вызывать такси, потому что наш отель «Рафаэль» находился на авеню Клебер, совсем близко от их дома. Сейчас, зная парижские расстояния, я это прекрасно понимаю.
Слава пошёл нас провожать в рубашке и жилеточке. Когда до отеля уже оставалось метров двести, он подмерз. Мы поцеловались, обнялись, распрощались, и Слава побежал домой, а мы перешли улицу и тихо двинулись по направлению к отелю. Концерт в Париже завершал Володино турне по Европе, уже были получены деньги, которые наличными нужно было везти в Госконцерт. Естественно, в те годы, как все артисты, он возил деньги с собой. На плече у него висела скрипка, я несла концертный костюм, вдвоём мы ещё волочили портплед. Шли не спеша, и Володя рассуждал, какое это хорошее состояние, когда сыграешь удачный концерт. У нас было блаженное чувство: идём ночью по Парижу, я — на высоченных каблуках, он — в бежевом плаще.
Я вдруг увидела, что на углу стоят трое — негр и два араба. Стоят и курят. Когда мы поравнялись с ними, я боковым зрением заметила их резкое перемещение. Они подали друг другу сигнал тихим свистом и в секунду преградили нам дорогу. Негр, очень высокий, спортивный молодой парень, стоял в центре, арабы — по бокам. Он спросил Володю:
— Do you have money?
Володя ответил по-русски:
— Я не понимаю, я — русский артист.
Тот переводит вопрос на французский, спрашивает меня:
— Ты тоже русская?
Вова снова «не понимает». Они обступили нас и оттеснили к какой-то запаркованной машине. Всё произошло в считанные доли секунды. Один из арабов тряс каким-то удостоверением, пытаясь запугать нас тем, что он якобы из полиции. Володя прижал к груди скрипку. Негр размахивается, и я вижу, как в лицо моего мужа летит огромный кулак. Поскольку боксёрские навыки у Володи сохранились, хоть он и занимался боксом в восемнадцать лет, он уходит от удара. Но, отскочив назад, спотыкается о бордюр тротуара и падает на спину. Скрипка летит дугой в сторону. Я инстинктивно упала на асфальт, прикрывая собой скрипку. Лёжа, вижу, как негр насел на Володю и бьёт его, мне даже показалось, что я увидела мелькнувший нож. Я чувствовала себя как в кошмарном сне, когда всё настолько явно, что хочешь проснуться и не можешь. Мелькнула мысль: «Его сейчас убьют!» И тут же я начала дико орать. Теперь, шутя, он рассказывает:
— Моя жена орала, как сто армянских женщин.
Я же слышала свой крик словно со стороны. Потом этот кошмар преследовал меня долго. Они там дерутся, причём негр бьет Володю ногами, один араб пытается заткнуть мне рот, второй — на шухере. Вдруг вижу, что Володя, улучив момент, когда противник подустал, неожиданно вскакивает и, размахнувшись, сильно бьёт негра прямо в середину морды, и уже тот отпрыгивает, схватившись за нос. А мой муж, как Евгений Леонов в фильме «Джентльмены удачи», идёт на него на полусогнутых, только что не кричит: «Пасть порву, моргалы выколю!» Спиваков не пользовался в тот момент такими литературными выражениями. Он орал выразительным русским матом. Это было так страшно, я никогда его таким не видела: артист, только что отыгравший концерт Чайковского, побывавший в гостях у Ростроповича, шёл на бандита, как настоящий урка. Слава Богу, они были не вооружены. Им, похоже, просто не хватало на наркотики. Они не представляли, сколько могли бы поиметь. Володя сказал потом, что у него возникла мысль отдать им все деньги, чтобы они от нас отстали. Но вторая мысль была: «Что же завтра будет в Госконцерте? Поди рассказывай, что негры деньги отняли». Негр, заливаясь кровью, отозвал своих свистом, они всё побросали и скрылись. За всё время драки не проехало ни одной машины. Субботняя ночь, очень респектабельный район. У меня зуб на зуб не попадал от страха, а Вова вошёл в роль, схватил меня за загривок:
— Что ты орёшь, дура! Мы победили, Сачок, вставай!
Он иногда называет меня Сачок, потому что, когда мы только начали встречаться, я как-то раз прогуляла в институте пару лекций, чего обычно не делала.
Ноги у меня были совершенно ватные, каблук сломан. Спиваков шёл в азарте:
— Они разбежались! Я его избил! Я выбил ему зуб!
Мы появились на пороге шикарного отеля «Рафаэль»; открыл изумленный швейцар: Володя в разорванном плаще, с расцарапанным виском, окровавленными руками.
— Месье Спиваков, что случилось?
— На нас напали.
— Давайте вызовем полицию.
— К чёрту полицию. Что я буду им доказывать!
Мы пошли в номер. Володя стал умываться.
— У тебя кровь, — говорю я ему.
— Это не моя, это негритянская кровь, — отвечает.
Средний палец у него распух от удара. Володя умылся, переоделся в белую маечку, спокойненько улёгся в огромную кровать, взяв, как он любит перед сном, кусочек яблочка, и открыл как ни в чём не бывало газету. А я стала курить одну сигарету за другой, не могла остановиться. Он посмотрел:
— Ты знаешь, во сколько нам вставать?
А я представляла себе, что полчаса назад его могли убить. Троих сразу, одним ударом!
— Вова, я тобой горжусь! — это было мною сказано очень искренне.
— Я же специально это всё организовал, неужели ты не поняла, что это подставные люди, что Слава знал, когда мы туда придём? — дразнил меня Спиваков.
Кстати, надо было позвонить Ростроповичу.
— Да-да, алло, — отвечает низким голосом Галина Павловна.
— Слава нормально дошёл?
— Всё в порядке.
— А вот нас чуть не убили.
Её голос сразу взлетает на колоратуру. Слава хватает трубку и со свойственным ему чувством юмора резюмирует:
— А, Сатишка, так это ты орала? А я решил, какие-то французские проститутки беснуются.
Наутро, когда мы улетали в Москву, Володя с трудом дышал. Из аэропорта мы поехали в Институт Склифософского. Оказалось, что у него сломано два ребра. Володя ещё месяц ходил в корсете.