В красном закатном зареве облако в виде сердца. Сумерки подбираются, слышится плач младенца, женщина в скромном платьице бдит у его кровати.
Маленьким людям плачется горестней на закате, плачут, не унимаются, словно прощаясь с солнцем. Будто бы сердце-облако в сумерках разобьётся.
Плач затихает с заревом, вечер приходит всхлипом. Тени луна расставила, пляшут от ветра липы, лисы спешат к курятникам, песни кричит цикада. Тихо и аккуратненько мама с младенцем рядом, вслушиваясь в дыхание, даст подобраться дрёме. Ночью всё затихает и нет в этом мире, кроме крошечной жизни, важного. Ни на какой планете.
Щёки, с закатом влажные, высохнут на рассвете, солнце заглянет в комнату, кроха тотчас проснётся. А на закате, вспомнит ли, что возвратится солнце?
Кроха, конечно, вырастет. Плач на закатах стихнет. Мир к нему будет милостив и не допустит лиха. Слёзы его негромкие будут не о закатах. Слёзы затянут плёнками всё, что он знал когда-то.
Маме с улыбкой вспомнится время закатных плачей. С лёгкой тоской, что с возрастом выглядит всё иначе.
В старости больше мужества знать, что на самом деле
дети кричат от ужаса, помня о прежнем теле.