На улице Советской, которую в свое время не переименовали, а теперь уж никогда не переименуют, у входа в бутик «Шахэрезад» стояла Раиса Лаубазанц, в девичестве Райка Верижкина, с протянутой рукой.
— Граждане, — бормотала она, — подайте, кто сколько может, мне не хватает категорически двадцать две у. е. на приобретение сапог из кожи игуанодона. Большое спасибо, Ванда Казимировна, дай вам бог любовника неутомимого, ой, спасибочки, Корнелий Иванович, от вас я такого не ожидала, а ты, Гаврилов, можешь идти со своим железным рублем сам знаешь куда; гражданин Ложкин, не приставайте к женщинам со своими лекциями, своей жене давайте советы, где валенки приобретать…
Раисе оставалось набрать всего шесть долларов, когда возле нее тормознул чернооконный десятиместный вседорожник «Альфа-шерман-студебеккер», совместное производство, на котором разъезжал Армен Лаубазанц с охраной. Под ним в Великом Гусляре — все химчистки.
— Только не проговорись Гамлету! — закричала, увидев родственника, Райка.
Армен зашипел на нее из вседорожника:
— Почему?
Армен никогда не вылезал из джипа, кушал в нем и спал, потому что не доверял никому, даже подругам.
— Ты же знаешь наше положение, — сказала Раиса.
— Надо было мне раньше сказать, — заметил Армен, — я бы тебе отстегнул.
— Не надо мне твоих грязных денег! — ответила Раиса. — У тебя проценты бесчеловечные. Не успеешь взять, на всю жизнь у тебя в кабале останешься.
— А разве моя кабала не греет?
Он давно подбирался к полногрудой жене младшего брата, но Раиса не продавалась.
Неожиданно хлынул июньский ливень, посыпался град, молнии прошили воздух, гром разорвал облака в клочья.
Армен захлопнул дверцу и умчался.
Над мокрой головой Раисы раскрылся голубой зонт.
Его держал в руке красивый черный Иван Иванов из Питера. Он служил агентом ФСБ по Вологодской области и расследовал убийство последнего игуанодона в зоопарке колумбийского города Картахена на реке Магдалина. Следы вели в Великий Гусляр, к мастерской по пошиву модельной обуви, принадлежавшей Армену Лаубазанцу.
— Спасибо, Иван Иванович, — сказала Раиса. — А то я бы простудилась.