— Мои небеса пусты, — говорит мне Бог, —
только ветер в них из конца в конец…
Он сметает снег со своих сапог.
— Что ж, входи, мой мальчик, старик, отец.
Что уже мольба мне и что волшба?!
Ведь ты рядом, здесь, говорю с тобой,
тьма моя шершава, а речь груба,
только, знаешь, нет у меня другой.
Сняв пушинку ангельскую с рукава,
он за стол садится, где хлеб и чай.
Полнота его присутствия такова,
что теперь мне хочется с ним молчать.