Не изменяйся, будь самим собой.
Ты можешь быть собой, пока живёшь.
Когда же смерть разрушит образ твой,
Пусть будет кто-то на тебя похож.
Тебе природой красота дана
На очень краткий срок, и потому
Пускай по праву перейдёт она
К наследнику прямому твоему.
В заботливых руках прекрасный дом
Не дрогнет перед натиском зимы,
И никогда не воцарится в нём
Дыханье смерти, холода и тьмы.
О, пусть, когда настанет твой конец,
Звучат слова: «Был у меня отец!» ( У. Шекспир, Сонет 13)
Почему ненавидел музыку сын известного композитора Таривердиева и за что он получил 2 ордена «Красной Звезды»
Пылающую голову рассвет
Приподымает с ложа своего,
И всё земное шлет ему привет,
Лучистое встречая божество.
Когда в расцвете сил, в полдневный час,
Светило смотрит с высоты крутой, —
С каким восторгом миллионы глаз
Следят за колесницей золотой!
Когда же солнце завершает круг
И катится устало на закат,
Глаза его поклонников и слуг
Уже в другую сторону глядят.
Оставь же сына, юность хороня.
Он встретит солнце завтрашнего дня!
(Уильям Шекспир Сонет 7 Перевод С.Я. Маршака)
Когда знакомые спросили знаменитого композитора: «Микаэл Леонович, вы что, не можете своего родного сына от Афгана отмазать?», он ответил: «А что я скажу? Не посылайте моего сына на смерть, а пошлите сына уборщицы?». Лейтенант Карен Таривердиев сразу после выпуска из Рязанского воздушно-десантного училища два с половиной года служил в Афганистане, был начальником разведки отряда спец. назначения, награжден орденом «Красного Знамени» и двумя орденами «Красной Звезды», пять раз был ранен. Единственный сын великого советского композитора говорил, что ему всегда было стыдно прятаться за спину знаменитого отца.
Вспоминая о своем детстве, Карен Микаэлович признавался журналистам, что всегда ненавидел музыку и математику, так как именно этими дисциплинами дополнительно занимался после школы, когда все остальные мальчишки бежали на улицу играть. Математикой его мучила бабушка — заслуженный учитель, а выбор музыкальной школы был очевиден для всех, кроме самого мальчика. Спас его от этих мучений сам Микаэл Леонович:
«Справедливости ради надо отметить, что отец никогда не настаивал на моем музыкальном образовании. Видимо, отлично понимал мои чувства и трезво оценивал мой „музыкальный дар“, а точнее, его полное отсутствие. Впрочем, впоследствии гитару и песни под нее я освоил вполне неплохо. Но это было уже ради себя и по собственному желанию, а отнюдь не по принуждению, как в музыкальной школе.» (Карен Таривердиев, из интервью)
Дальше сын знаменитого композитора все больше стал показывать, что представителем «золотой молодежи» он быть не собирается: на втором курсе бросил философский факультет МГУ и в поисках «мужского экстрима» уехал в Западную Сибирь, в нефтеразведочную экспедицию. Впрочем, там быстро понял, что зарабатывать «на домик в деревне» ему незачем и выбрал для себя военную службу. Когда родители узнали, что сын собрался в Рязань в высшее воздушно-десантное училище, мать была в ужасе, пыталась отговорить единственного ребенка, перед которым в Москве были открыты все двери, но отец сказал: «Не трогай его. Он сейчас в таком состоянии, что или в тюрьму сядет, или в армию должен пойти».
Через пять лет молодой лейтенант сразу получил настоящее боевое крещение. За два с половиной года службы в Афганистане он совершил 63 выхода для выполнения разведывательных заданий. Были в его службе и боевые операции, и награды, и ранения:
«Когда я первый раз был ранен и лежал в Бурденко, отец каждый день ко мне приходил — я видел, как он переживает. А потом мы стояли на лестничной клетке, курили, моей дочери было тогда около месяца, и я сказал: „Папа, я хочу вернуться обратно“. — „Тебе что, мало?“ Ты еле с костылей слез». — «Нет, за пять месяцев я кое-чему обучился. Если я не вернусь, у моих ребят будет новый лейтенант, которого пришлют из училища и который еще не имеет моего опыта. Кто даст гарантию, что он их не угробит?» И отец сказал: «Возвращайся».
Как одно из главных достижений тех лет Карен Микаэлович всегда называл не награды, а тот факт, что под его командованием за все годы Афгана был убит только один рядовой. Уже гораздо позднее, оценивая современные фильмы о том времени, сын композитора возмущался множеством грубых «киноляпов». Например, по поводу «9 роты» Федора Бондарчука:
«Вы мне скажите: как можно забыть целую роту? Побойтесь Бога! За этим следует трибунал. В роте сто рыл! Как их можно забыть?! (…) Война — это наука. У Бондарчука целая рота. А рота, как известно, делится на взводы — четыре взвода. Каждым взводом командует офицер. В 9-й роте куда офицеры подевались?!»
И рассказывал о собственном опыте:
«За два года с небольшим (я) там никого не оставил. И никто из наших никогда никого из своих не оставлял. Надо было — за трупы товарищей бой вели и даже потери несли, не говоря уж о наших раненых. Оставил раненого — лучше тогда людям на глаза не показывайся, а застрелись в сортире, чтоб солдаты не видели, от позора и стыда. Железное правило: сколько ушло в разведку — столько должно вернуться. Если кто-то тяжело ранен или убит — значит, на горбу тащите.»
Самым тяжелым ранением молодого офицера оказался подрыв на мине. 19 осколков, один — в коленном суставе. Врачи долго решали, оставлять ли ногу. Последствия еще много лет затем давали о себе знать и стали причиной того, что Карен Таривердиев ушел из жизни очень рано. Как ни странно, о службе в Афганистане он всегда вспоминал как о самом счастливом времени:
«…Потому что я там был нужен. Потому что там не было права на ошибку. Тем более, у начальника разведки. Потому что я там жил полной жизнью. Потому что тогда не было ощущения, что все, что окружает вокруг — это только суррогат. У меня вообще впечатление, что я погиб в Афганистане — тогда, на последнем подрыве. А все, что сейчас — это не со мной. Это с каким-то другим человеком. А то, что у нас с этим человеком облик схожий, фамилия одинаковая — так это какая-то ошибка Господа Бога. Одним словом, меня того, какой я был в Афганистане, уже нет. А этот? Этот мне не всегда нравится… Такие вот дела.»
Если смотреть со стороны, то «жизнь после» у Карена Микаэловича была, причем достаточно успешная. После вывода наших войск из Афганистана он служил в Старокрымской бригаде спецназа, в Германии и в Чучковской бригаде специального назначения. В 1991-м он, как и множество других военных, вынужден был сделать для себя нелегкий выбор — выполнять ли приказ своего командования, и, единственный раз за всю службу, принял решение на выполнять, так как «он шел против совести»:
«Балет „Лебединое озеро“ по телевизору в августе 1991-го помните? Наш батальон, недавно в полном составе выведенный из Германии, элитный, суперподготовленный, планировалось использовать для участия в событиях ГКЧП. На совещании командиров рот тайно было принято решение приказ не выполнять. Инициатором этой идеи был я. (…) Я сказал, что свою роту на убой собственного народа я не поведу, остальные поддержали. Было страшно.»
Из армии Карен Таривердиев уволился в 1994 году, когда окончательно развалился Союз. Работал в Центре гуманитарного разминирования и специальных взрывных работ при МЧС России, правда, потом из-за старых ран ноги стали подводить и пришлось уходить на «кабинетную должность». В последние годы жизни он написал цикл рассказов об Афганистане, которые сам называл «очень жесткими и горькими», они были опубликованы в журнале «Красное Знамя» и «Литературной газете».
Карен Микаэлович ушел из жизни в августе 2014 года в возрасте 54 лет, и он был абсолютно уверен, что, став профессиональным военным, сделал в жизни правильный выбор:
«Один шведский историк подсчитал, что за пять или шесть тысяч лет написанной истории на планете было только 235 дней без войны. Человечество всегда воевало, всегда воюет и всегда будет воевать. (…) Вспомните определение войны по Клаузевицу: „Война есть продолжение политики иными средствами“. Вот, собственно, и весь смысл.» (Карен Таривердиев, из интервью)