«Мой мозг до знаний жадный как паук», — писал Высоцкий в стихотворении «Мой Гамлет». Не столько о Гамлете, сколько о себе. Действительно, не устаёшь поражаться разнообразию тематики его песен. Знанием — до мелочей, предмета поэтических творений.

Поэты живут не в безвоздушном пространстве, и не на облаке. Поэтому в творчестве любого поэта обязательно влияние собратьев по перу и великих предшественников. Не буду касаться влияния на Владимира Высоцкого Пушкина, Блока и других классиков — оно очевидно. Но были и поэты, — современники Высоцкого, которых он сам называл своими учителями. Об одном из них, возможно главном учителе, и пойдёт речь.

Михаил Леонидович Анчаров — поэт, писатель, сценарист, художник, автор и исполнитель своих песен.

Он был старше Высоцкого на 15 лет, родился 28 марта 1923 года, и первые свои песни начал писать ещё в 1937-м году, правда, на чужие стихи: Александра Грина, Бориса Корнилова, Веры Инбер. Во время Великой Отечественной войны, на которую ушёл добровольцем, с первого курса Архитектурного института, стал писать песни уже на стихи собственного сочинения, исполняя их под аккомпанемент семиструнной гитары.

Воевал Михаил, очевидно не слабо, поскольку был награждён орденом «Красной Звезды», который давался исключительно за личное мужество.

Первая песня была им написана в 1942 году. Песня «Воспоминание о Москве», впоследствии вошедшая в телесериал «День за днём».

Паровоз листает километры.
Соль в глазах — несытою тоской.
Вянет год, и выпивохи-ветры
Осень носят в парках за Москвой.
Быть беде. Но, видно, захотелось,
Чтоб в сердечной бешеной зиме
Мне дрожать мечтою оголтелой
От тебя за тридевять земель.
Душу продал за бульвар осенний,
За трамвайный гулкий ветерок.

Поэтому с полным основанием Анчарова можно считать основоположником жанра современной авторской песни, учитывая, что самым первым русским автором-исполнителем может быть назван Александр Вертинский. Но у истока того жанра который бурно расцвёл в 60-е годы прошлого века, и который собственно и называется авторской или бардовской песней, несомненно стоял Анчаров. Сам он, правда, называл жанр этот «менестрельное искусство».

Что еще известно об Анчарове? В 1956 году закончил факультет живописи Московского государственного художественного института имени Сурикова. Практически одновременно — с 55-ого по 58-й учился на курсах киносценаристов.

В 50-е годы им написаны сразу ставшие популярными песни — «МАЗы», «Большая апрельская баллада», «Баллада о парашютах», «Песня про органиста, который в концерте Аллы Соленковой заполнял паузы, пока певица отдыхала», «Песенка про психа из больницы имени Ганнушкина, который не отдавал санитарам свою пограничную фуражку», «Антимещанская песня», «Песня про низкорослого человека, который остановил ночью девушку возле метро» «Электрозаводская», «Сорок первый».

Песни эти родились в «домагнитофонную» эпоху, передавались устно и поэтому не были достаточно известными. Песенное творчество Анчарова стало достоянием широкой аудитории уже после того, как она услышала песни Булата Окуджавы. Сам Михаил Леонидович объясняет это так: «Все, что я написал, было не магнитофонное, а из уст в уста… Окуджава, появившись, оценил преимущества магнитофона. Он записался, и все пошло».

Высоцкий, безусловно, песни Анчарова слышал. И некоторые даже исполнял.

Не встретиться эти два бесконечно и многогранно талантливых человека просто не могли. И они встретились.

Вот как Анчаров вспоминает эту первую встречу:

«Позднее, когда появилась магнитофонная запись, менестрельное искусство потихоньку начало набирать силу. Начали появляться новые имена… Однажды мне принесли пленку с записью одного московского менестреля. Меня поразили и голос, и эмоциональная напряженность, и манера исполнения: чувствовалась талантливая рука. Я спросил, кто этот парень? Мне сказали — Владимир Высоцкий. Тогда он только-только начинал петь… А потом мы встретились с ним в московском доме ученых на каком-то учено-артистическом мероприятии с участием, как это теперь принято говорить, «интересных людей» (…твою мать! как будто бы есть неинтересные!). Он сидел в другом конце зала, ему кто-то что-то сказал на ухо и кивнул на меня: вон тот, мол. Владимир тут же подошел ко мне — за спиной гитара, на лице сдержанная улыбка: «Так это вы и есть Анчаров?» Я говорю — ага. «Тот самый?» Тот самый. «А я, — говорит, — на ваших песнях учился, я их давно знаю и пою, могу хоть сейчас спеть.» Петь, говорю, не надо, а то нас выставят из дома ученых — у вас ведь голос ого какой!.. Весь вечер мы проговорили с ним о песнях. Много спорили, что-то доказывали друг другу… Он был настоящим мастером, и все, что касалось песен, понимал с полуслова, его ничему не надо было учить — это вздор, — ему достаточно было сказать, что у него хорошо получается, а все остальное он понимал сам — это свойство больших художников. Потом, спустя некоторое время я слушал пленку с записью его концерта, на котором он спел мою песню о водителе МАЗа, о таком разбитном, видавшем виды парне (она была тогда очень популярна), при этом он все-таки вставил — эдак многозначительно, — что поет песню своего учителя Михаила Анчарова. А мне и тогда уже, ей-богу, было неловко это слышать, потому что он был самородком, самостоятельно родившимся мастером… "

Несмотря на разницу в возрасте они сразу перешли на ты и сохраняли тёплые отношения до конца жизни. В Анчарове, в огромной степени, было всё, что так ценил в мужчинах Высоцкий — мужество, порядочность, талант.

А вот та самая песня о дальнобойщике.

Нет причин для тоски на свете:
Что ни баба — то помело.
Мы пойдем с тобою в буфетик
И возьмем вина полкило,
Пару бубликов и лимончик,
Пару с паюсной и «Дукат».
Мы с тобой все это прикончим…
Видишь, крошка, сгорел закат.
Видишь, крошка, у самого неба
МАЗ трехосный застрял в грязи?
Я три года в отпуске не был —
Дай я выскажусь в этой связи.
Я начальник автоколонны.
Можно выпить: я главный чин.
Не водитель я. Все законно.
Нет причины — так без причин.

Что за мною? Доставка добычи,
Дебет-кредит да ордера,
Год тюрьмы, три года всеобуча,
Пять — войны… Но это вчера.
А сегодня: Москву проходим,
Как ни еду — «кирпич» висит.

МАЗ для центра, видать, не годен.
Что ж, прокатимся на такси.

Два часа просто так теряю,
Два часа просто так стою.
Два раза караул меняют,
Два мальца строевым дают.
Молодые застыли строго…

Тут я понял, что мне хана:
Козырей в колоде немного —
Только лысина да ордена.
Что за мною? Все трасса, трасса

Да осенних дорог кисель,
Как мы гоним с Ростова мясо,
А из Риги завозим сельдь.
Что за мною? Автоколонны,
Бабий крик, паровозный крик,
Накладные, склады, вагоны…
Глянул в зеркальце — я старик.
Крошка, верь мне, я всюду первый:
И на горке, и под горой.
Только нервы устали, стервы,
Да аорта бузит порой.
Слышь — бузит. Ты такого слова
Не слыхала. Ушло словцо.
Будь здорова! Ну, будь здорова!
Дай я гляну в твое лицо.
Мужа жди по себе, упрямого.
Чтоб на спусках не тормозил.
Кушай кильку посола пряного,

Кушай, детка, не егози.
Закрывают. Полкруга ливерной!
Все без сдачи — мы шофера!
Я полтинник, а ты двугривенный.
Я герой, а ты мошкара!
Ладно, ладно… Иду по-быстрому.
Уважаю закон. Привет!
Эдик, ставь вторую канистру,
Левый скат откати в кювет.
Укатал резину до корда —
Не шофер ты, а скорпион!..
Крошка, знаешь, зачем я гордый?
Позади большой перегон.

Когда Высоцкий писал свою песню о дальнобойщике («Я вышел ростом и лицом»), наверняка вспоминал эту старую анчаровскую песню. Впрочем, определенное родство их стилей и интонаций видно и невооруженным взглядом.

У Анчарова:

Я полтинник, а ты двугривенный.
Я герой, а ты мошкара!

У Высоцкого в песне о снайпере:

Но я ведь снайпер, а ты тапёр.

Или вот:

Анчаров «Баллада о парашютах»

И сказал господь:
— Эй, ключари,
Отворите ворота в сад.
Даю команду
От зари до зари
В рай пропускать десант.

Высоцкий «Песня о воздушном бое»

Аpхангел нам скажет: «В pаю бyдет тyго!»
Hо только воpота — щелк, —
Мы Бога попpосим: «Впишите нас с дpyгом
В какой-нибyдь ангельский полк!»

Анчаров написал песню от имени танка — «Баллада о танке «Т-34»»

Впереди колонн
Я летел в боях,
Я сам нащупывал цель,
Я железный слон,
И ярость моя

Глядит в смотровую щель.
Я шел как гром,
Как перст судьбы,
Я шел, поднимая прах,
И автострады
Кровавый бинт
Наматывался на тракт.

А Высоцкий от имени истребителя

Я — «Як"-истребитель,

Мотор мой звенит,
Небо — моя обитель,
Но тот, который во мне сидит,
Считает, что он — истребитель.
В этом бою мною «юнкерс» сбит, —
Я сделал с ним, что хотел.
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.

У Анчарова есть пронзительная песня — «Цыганочка» (Она была во всём права)

Она была во всем права —
И даже в том, что сделала.
А он сидел, дышал едва,
И были губы белые.
И были черные глаза,
И были руки синие.
И были черные глаза
Пустынными пустынями.

Позднее у Высоцкого появилась песня с точно таким же названием, на тот же цыганский напев, эмоционально и ритмически схожая с анчаровской песней.

Она во двор — он со двора:
Такая уж любовь у них,
А он работает с утра,
Всегда с утра работает.
Ее и знать никто не знал,
А он считал пропащею,
А он носился и страдал
Идеею навязчивой…

Более, того иногда исполнение этой песни Высоцкий предварял первым куплетом из песни Анчарова.

Начиная с 1963 года песни Анчарова обретают широкую известность и популярность, он выступает на вечерах самодеятельной песни в вузах, домах культуры, творческих клубах Москвы и Ленинграда, записывается на домашние магнитофоны.

Однажды, в ноябре 1965 года на квартире известного московского коллекционера Марка Дубровина, была произведена запись домашнего концерта, так называемый «квартирник». Запись уникальная. Свои песни здесь исполнили — Владимир Высоцкий, Михаил Анчаров, Евгений Клячкин и Игорь Кохановский. Всего было записано 69 (!!!) песен, из которых Анчаров спел 12, Клячкин — 7, Кохановский — 3, остальные Высоцкий.

Запись с этого квартирника можно прослушать здесь:

С середины 60-х годов, Анчаров публикует первые прозаические произведения, повести «Теория невероятности», «Этот синий апрель», «Сода — солнце». Пишет пьесы и киносценарии (в частности к фильму «Мой младший брат», в соавторстве с Аксёновым). В 1971 году на центральном телевидении выходит первый советский сериал «День за днём» по сценарию Анчарова. В каждой серии звучала песня. Песни эти, как говорится моментально ушли в народ, — «Ты припомни Россия», «Кап-кап», «Об относительности возраста» и другие. Одну из них «Стою на полустаночке» исполненную Ниной Сазоновой, многие до сих пор считают народной.

После 72-го года Анчаров перестал писать песни и стал работать в других литературных жанрах. Константин Симонов когда-то подметил, что поэты, достигая определённого возраста уходят в прозу. Наверное, это так, вспомним Пушкина:

Лета к суровой прозе клонят,
Лета шалунью рифму гонят,
И я; со вздохом признаюсь;
За ней ленивей волочусь.
Перу старинной нет охоты
Марать летучие листы;
Другие, хладные мечты,
Другие, строгие заботы
И в шуме света, и в тиши
Тревожат сон моей души.

Поэт с годами обратился к повествовательному жанру, да и Высоцкий в зрелом возрасте стал пробовать себя в прозе, самое большое произведение — «Роман о девочках, который, к сожалению не закончил. Другое дело, что многие большие поэты просто не доживают до этого периода.

Работа над песней, многое дала Анчарову как большому писателю. Вот, что он сам говорит об этом.

«…Как писатель я многим обязан менестрельной песне. Она научила меня работать над словом. А слово в ней должно быть жестким, ясным и осмысленным; оно должно доходить до души, иначе песня не состоится. Ведь менестрельная песня это не музыкальное явление — это музыка со словом. Слово здесь главенствует. Ради слова песня и пишется; ради слова и возникло само менестрельное искусство, признанию которого у нас, кстати сказать, упорно сопротивлялись и продолжают сопротивляться именно потому, что менестрельная песня, в отличие от бездумных эстрадных шлягеров с примитивными текстами, несет в себе слово. Ну, а слово-то это — вольное, неподконтрольное, личное… Сейчас, слава богу, менестрельное искусство все больше и больше заявляет о себе. А ведь было время, когда оно было сведено на нет: одни отказались петь, другие сгинули. Ни у кого не вызывает сомнения огромный и бескомпромиссный талант Владимира Высоцкого. А я хорошо помню те времена, когда его запросто отождествляли то с какой-нибудь мразью, то с какой-нибудь сволочью, которую он утонченно, весело и издевательски высмеивал, обладая настоящим художническим даром перевоплощения. Так в свое время было и с Зощенко, которого обвиняли в крамоле, называли мещанским писателем, ставя автора на одну доску с его персонажами…»

О влиянии творчества Анчарова на Владимира Высоцкого, говорит и Валентин Лившиц, с одной стороны близкий друг Михаила Леонидовича, а с другой тесно общавшийся с Высоцким и актёрами театра на Таганке.

«Я точно знаю, что имел в виду Владимир Высоцкий, когда говорил, что Михаила Анчарова он считает своим Учителем (недавно это же подтвердила и вторая жена Володи Высоцкого — Людмила Высоцкая — Абрамова). Дело в том, что до знакомства с Мишей у Володи шёл цикл, если можно так сказать, «псевдоблатных» песен. Песен, сделанных мастерски, очень интересных, однако только после того, как Высоцкий несколько раз спел песню «МАЗ» Михаила Анчарова (было такое, было! хотя позже Высоцкий говорил «Я чужих песен не пою», но это позднее), после того, как Миша приехал по приглашению на труппу в «Таганку», после того, как Золотухин запел Мишину «Песенку о безногом» в спектакле театра, у Высоцкого начали появляться песни-баллады, песни-размышления.

Для меня, человека, знавшего творчество обоих бардов очень хорошо, ясно, что и ритм, и сценарный ход «Волков», и ритм, и сценарный ход «Коней», возникли неслучайно. И глубина тем, всё увеличивающаяся у Высоцкого, это и признак огромного таланта Володи Высоцкого, и отражение того, что увидел Высоцкий в песнях Анчарова. Как выяснилось после экспериментов Анчарова, высокий философский смысл вовсе не противопоказан бытовой, бардовской песне».

Кстати, тот же Лившиц, вспоминает, что и Галич стал писать песни под влиянием Анчарова.

Вот этот случай похожий на анекдот.

«Кстати, могу вам рассказать, как начал писать песни и исполнять их под гитару великий Александр Аркадьевич Галич. Был он в Ленинграде по каким-то киношным делам, жил в гостинице «Московская». В этой же гостинице жил Миша, тоже приехавший в Питер по киношным делам, были они знакомы. Вечером Галич и Анчаров столкнулись в номере у одной дамы, так же проживавшей в этой гостинице. Оба «великих» пользовались успехом у дам. При этом, очень ценили свой успех и относились к этому весьма ревностно. (Если бы речь не шла о «великих», я бы посмел сказать, что были они оба «большие бабники»). В номере у дамы стояло пианино, и Галич (игравший на рояле) решил, что Мишина «песенка спета». Галич сел к пианино и спел несколько песен Вертинского и русских романсов (своих у него тогда ещё не было). Тогда, Миша сходил за гитарой. В результате Анчаров остался с дамой, а Галич ушел к себе в номер.

Затем Галич приехал домой в Москву, снял с антресолей гитару и начал писать песню. По свидетельству жены Галича (Ангелины), сказав при этом: «Если Анчаров может, я тоже это смогу». Ну, а чем всё это закончилось, знают все. Должен сказать, что первая песня Галича «Леночка» («Весенней ночью Леночка стояла на посту…») очень напоминает по своему балладному построению песни Миши Анчарова».

Я впервые услышал песни Анчарова, в конце 60-х, не зная собственно, что это Анчаров. Это была песня, «Слава богу погода мглистая» — лишь много позже я узнал, кто автор и что называется она «Любовницы», и речь в ней о судьбе женщин послевоенной поры, когда остро ощущался недостаток мужчин.
А тогда я слушал эту запись, многократно переписанную с магнитофона на магнитофон, поражаясь её немного таинственной, сексуально-гротесковой сути. Она совершенно не походила на песни Высоцкого, Кима, Окуджавы, тех авторов, которых я достаточно хорошо знал, и чьи песни пел в дворовых кампаниях.

Выучил я её моментально и тут же включил в свой репертуар.

Слава Богу, погода мглистая,
На дворе — шаром покати.
Покупаю «Герлен» за триста я,
За семьсот пятьдесят — «Коти».
Приходи ко мне ночью, ночью.
Я нужна тебе, я нежна.
Ляжем ночью, закроем очи…
А жена!.. Подождет жена.
Эй, вдовец, собери овец!
Где ты бродишь, чугун луженый?
Где ты спишь, молодой вдовец?
Незамужние стонут жены.
Половинки бредут в ночи —
Половинки сердец, быть может.
Я юна, я смела. Скачи!
Я смогу тебя растревожить.
Приходи, приходи скорей!
А не то на слепом рассвете
Ты услышишь хрип батарей
И меня не успеешь встретить.
И опять миллионы жен,
Разгребая руками ветер,
Будут лезть с тоски на рожон —
И опять не родятся дети…
Ты не плачь, девчонка, не плачь!
Ты капрон свой стирай в лохани.
Год пройдет, как мимо палач.
Не горюй — не придет коханый.
Вот окончится Новый год,
Новый год превратится в старый…
Возрастное. Это пройдет,
Как проходят вдали отары.

Слова были малоразборчивы, к тому же, что такое «Герлен» и «Коти» я тогда не знал, и у меня получалось, что-то спекулятивное.

Покупаю гирлянд за триста я.
За семьсот пятьдесят купи.

Песня мне и моим сверстникам нравилась безумно.

Я знал Анчарова как прозаика, ещё в школе c наслаждением прочёл его «Теорию невероятности» опубликованную в журнале «Юность». Потом пришли песни из сериала «День за днём». Песни совершенно меня потрясшие. Особенно в исполнении Валентина Никулина — «Ты припомни Россия», «Товарищ», «Об относительности возраста», «О циркаче» и другие.

И когда вышла пластина с песнями из телефильма, она была немедленно мной приобретена.

В 1979 году выходит второй телесериал по сценарию Анчарова «В одном микрорайоне», но такой популярности как у «День за днём» у него не случилось. Возможно потому, что там анчаровских песен уже не было.

В 80-е годы Анчаров окончательно переходит на крупную прозу, в это время выходят его романы «Самшитовый лес», «Записки странствующего энтузиаста», «Как птица Гаруда».

Эти книги о самом важном в человеческой жизни, и в них с невероятной мощью проявлена сила прозаического слова.

Скончался Михаил Анчаров 11 июля 1990 года и был похоронен на Новом Донском кладбище в Москве.

Эти размышления хочется закончить словами одной из самых пронзительных песен Анчарова — «Ты припомни, Россия»:

Я люблю и смеюсь,
Ни о чём не жалею.
Я сражался и жил,
Как умел — по мечте.
Ты прости, если лучше
Сказать не умею.
Припадаю, Россия,
К твоей красоте!